Великий магистр
Шрифт:
Его личный секретарь, ученик, друг, родственник, а по совместительству и любовник, кардинал Метц, ввел в покои незнакомого ему человека в монашеском одеянии, с еле различимой родинкой под левым глазом. Начальник тайной канцелярии аббата Сито, выполняя его просьбу, сделал остановку в Ватикане на пути в Иерусалим.
– Из Клюнийского монастыря, со срочным донесением, - пояснил кардинал Метц. Пасхалий на минутку закрыл глаза и в его сознании вспыхнули, складывающиеся в цепочку слова: Клюни - Сито - Иерусалим - Бодуэн - Орден рыцарей - Три группы - Комбефиз, де Пейн, де Фабро...
– Что вы имеете сообщить о ваших попытках создания Ордена странствующих рыцарей в Иерусалиме?
– напрямую спросил папа, не привыкший терять даром времени.
– Все ли ваши миссионеры добрались до цели?
Легкая тень изумления скользнула по лицу монаха.
– По моим расчетам они уже должны были достичь Константинополя и двинуться дальше, - произнес он.
– К сожалению, при подготовке проекта с самого начала произошла утечка информации. Маршруты их стали известны, цели - тоже. Не исключена возможность предпринятых попыток противодействия.
– Кем?
– коротко спросил папа. Ему понравилось, что монах сражу же стал отвечать четко и конкретно, отбросив лишнее суесловие и надоевшие церемониальные изыски. Лишь кардинал Метц, подзабывший о том, о чем сам докладывал полгода назад папе, в растерянности бросал взгляды то на одного, то на другого.
– Сионской Общиной, - произнес монах.
– Мы вышли на эту организацию, центр которой в настоящий момент складывается в Нарбонне.
– Мне известно о ее существовании, - сумрачно проговорил папа.
– Две тысячи лет она умудряется ускользать от взглядов простых смертных. Но влияние ее - огромно, а цели - скрытны.
– Добавлю, что и исполнители - невидимы. Аббат Сито поручил мне поставить вас в известность обо всем, что нам удалось узнать об этой Сионской Общине, и о тех Старцах или Мудрецах, которые ею руководят.
Доклад клюнийского монаха продолжался около часа, в течение которого впечатлительный кардинал Метц то удивленно вскидывал брови, то причмокивал языком. Пасхалий же большей частью молчал, изредка бросая наводящие вопросы. Более всего папу заинтересовала странная тяга Старцев к исчезнувшей Меровингской династии.
– Ну что же, - подытожил он в конце беседы.
– Полученные вами сведения чрезвычайно важны и требуют тщательного анализа, пока же я не могу дать им надлежащую оценку. Это - вопрос времени. Но вернемся к вашим миссионерам в Иерусалим: к Фабро, Комбефизу и де Пейну, так, кажется, их зовут?
– Совершенно верно, - промолвил монах, и вновь некоторое изумление отразилось на его лице: он никак не мог вообразить столь цепкую память в этом пожилом, иссушенном заботами человеке.
– Если все они встретятся в Иерусалиме, и, верные вашей идее, начнут борьбу за создание Ордена - не встанут ли они таким образом на пути друг у друга?
– Боюсь, вряд ли все три группы дойдут до цели, - ответил монах, - Если же до Иерусалима доберутся хотя бы две из них, то камень, умело брошенный между двумя вождями, естественным образом определит - кому из них быть основателем Ордена.
– И этот припасенный камень, насколько я понимаю, бросите вы?
– в упор спросил Пасхалий, вглядываясь в непроницаемое лицо монаха, который лишь молча наклонил голову.
Точно к такому же решению пришли и Старцы Нарбонна, собравшиеся на свой очередной совет в длинном белом доме на набережной, обнесенным высокой металлической оградой: заклятые противники христианства сошлись в этом со столпами католической веры. Вожди двух дошедших до Иерусалима групп должны вступить в смертельный поединок между собой. Уже пришло известие о безрезультатной засаде на Эгнатиевой дороге и ускользнувшем из ловушки Гуго де Пейне; о примененном в отношении Робера де Фабро плане; о прибывшем в Константинополь Филиппе де Комбефизе. Досадный промах с Гуго де Пейном не изменил желанию Старцев связать новый Орден невидимыми нитями с уже существующим Орденом Сиона, а во главе его встанет один из оставшихся в живых рыцарей, пользующийся полным доверием Клюни и Ватикана. Предложение ликвидировать Гуго де Пейна силами секты зилотов уже в Иерусалиме, вызвало возражение у председательствующего на совете Старца. Председатель, он же Генеральный секретарь, Навигатор, Великий магистр недовольно пояснил:
– Пусть они уничтожают друг друга сами. Чем меньше мы будем вмешиваться открыто, тем будет лучше.
Следующий вопрос касался самой важной темы, для чего, собственно, и собрались в этот день Сионские Мудрецы: подготовка и организация восстания в Византии. И тут Община, не сговариваясь, действовала в унисон с католическим Римом. И у тех, и у других существование и крепнувшая роль греко-православной церкви вызывали страх и ненависть. Но если Пасхалий II искал пути к физическому устранению Алексея Комнина и патриарха Косьмы, то Старцы (на то они и Мудрецы) разработали более гибкий и дальновидный план, способный сокрушить империю. Нет нужды идти на государство войной, считали Старцы, проще взорвать его изнутри, создав брожение, раздоры и вражду. Необходимо постоянно мутить византийское правительство и народ, использовать разногласия между Алексеем Комнином и патриархом Косьмой, между всеми высшими сановниками; надо переутомить всех разладом, борьбою, ненавистью, даже мученичеством, а народ - нуждою, голодом, болезнями, чтобы гои, в конце концов, не видели бы другого исхода, как прибегнуть к полному денежному и политическому владычеству Сионской Общины. Но, прежде всего, следует привлечь к себе византийский народ идейной приманкой. Лучше всего для этого подходят лозунги о свободе. Это слово-червяк подточит благосостояние гоев, поставит через слепых агентов в ряды Сионской Общины целые легионы, которые уничтожат мир, спокойствие и разрушат основы империи. В следующий момент, нужно использовать толпу в качестве тарана, разбивающего государство. Как только безумная толпа захватит в свои руки свободу - эту игрушку для дураков - она очень скоро превратит ее в анархию. Идея свободы неосуществима, поскольку никто не умеет ею пользоваться в меру. Стоит только народу на некоторое время предоставить самоуправление, как оно превращается в распущенность. Подлая неустойчивость, непостоянство толпы, ее неспособность понимать и уважать условия собственной жизни, ее желание, чтобы ею управляло меньшинство, какой-либо малый народ, непременно приведут к междоусобицам, к социальным битвам, в которых горят государства, а их значение превращается в пепел. Вот тогда-то распущенные бразды правления тотчас же, по закону бытия, подхватят и подберут новые руки.
– ...наши руки, - закончил Председатель.
– Потому что слепая сила народа и дня не сможет прожить без руководителя. Но для этого надо прежде всего "просветить" византийский народ, внедрить в высшие сферы власти наших людей, чтобы разрушение империи шло изнутри. Это потребует значительных финансовых влияний и займет от трех до пяти лет. Но зато мы покончим наконец с самой опасной для нас христианской ветвью.
– Эта ветвь может возродиться в другом месте, на иных землях, промолвил один из Старцев.
– Например... Русь. Православие пустило там крепкие корни.
– В свое время мы займемся и Русью, - пообещал Генеральный секретарь, закрывая собрание.
Скучавший во флигеле белого дома ломбардец Бер, умело ускользнувший из клюнийских клещей, ждал решения Старцев относительно своей дальнейшей работы. Он приглаживал свою густую шевелюру, вырывая из нее седые волоски, когда в комнату вошел посланец Совета. Небрежным жестом он бросил на стол подготовленные инструкции и развалился в кресле.
– Скажите, Бер, чего вы жаждете больше всего?
– спросил посланец, потянувшись к кубку с вином.
– Вырождения гоев, - немного подумав, ответил Бер. А также проспать двадцать четыре часа.
– Одно я вам обещаю, а другого позволить не могу, - усмехнулся посланец.
– Теперь ваша задача - Гуго де Пейн и Филипп де Комбефиз, а место обитания - Иерусалим. И вы отправляетесь туда немедленно.
Предупрежденный приором Сито о недопустимости продолжения колдовских радений, граф Гюг Шампанский поначалу попросту отмахнулся от поданного ему клюнийского циркуляра, как от назойливой мухи.