Великий магистр

Стампас Октавиан

–  Он не щадил себя, - произнес Шартье-Гримаса, шедший следом, и морщившийся по привычке, словно уже чуял запах покойника.
– К сожалению, вашему другу осталось жить считанные часы.

–  О, ужас!
– прошептал Роже, вглядываясь в лицо маркиза.

–  Ну зачем ему понадобилось заживо хоронить себя в подвалах?
– так же тихо ответил Бизоль и вздрогнул: ему показалось, что веки маркиза слабо шевельнулись, а неподвижные зрачки направлены в его сторону. Он подошел к кровати и склонился над изголовьем.

–  Вы узнаете меня, Хуан?
– негромко и ласково произнес Бизоль.
– Это я - Сент-Омер, ваш друг.

Зрачки маркиза расширились, и он прошептал слабым голосом: Передайте... де Пейну... сокровища... Грааль... в Храме... вскрыть фундамент... по старой окружности... на пересечении...

Ему было тяжело говорить, и он замолчал, закрыв глаза.

–  Бредит, - уверенно сказал Шартье, прислушивавшийся к словам больного. Бизоль отодвинул его тяжелой рукой и снова нагнулся к де Сетина.

–  Все это вы сообщите де Пейну сами, дорогой Хуан, - решительно произнес он.
– Ну кто вам позволит умирать, подумайте? Все доктора коновалы, они способны только залечить вполне здорового человека.

–  Точно!
– подтвердил Роже.
– Корденаль, выбросьте все микстуры и пузырьки с лекарствами в окно! Отодвиньте шторы, впустите свежий воздух! Приготовьте крепкий куриный бульон и принесите самое лучшее, бьющее в голову вино. Мы поставим маркиза на ноги!

–  Но позвольте...
– возразил Шартье-Гримаса.
– Доктора уверяли...

–  Засуньте этих докторов в чью-нибудь задницу, - посоветовал Бизоль. Лучше всего - в свою. Вы чуть не уморили нашего друга.

Вспыхнувший от негодования Шартье, выскочил из комнаты, роняя на ходу туфли. А Роже и Бизоль начали борьбу за жизнь маркиза де Сетина. Они действовали своими, проверенными методами. Болезнь прячется в самих докторах, считал Бизоль. А также в темноте, сырости и слишком деликатной пище. Поэтому он выписал маркизу свой рецепт: холодные ванны, яркий солнечный свет, мясные отвары с острой приправой и крепкое вино. Воспрявший духом Корденаль, охотно помогал совершать над своим хозяином эти экзекуции. Три дня бились друзья за жизнь маркиза, не выходя из дома Шартье и не подпуская ни его, ни докторов к постели больного, отсылая обратно приготовленные домашним поваром кушанья и вышвыривая в окно лекарства. Три дня они не спускали глаз, не давая угасать невидимой свече в теле Хуана де Сетина. И - о, чудо!
– на четвертые сутки маркиз начал приходить в сознание... Взгляд его стал проясняться, он узнал Роже, Бизоля и Корденаля, на губах появилась слабая улыбка.

Выждав еще день, Бизоль велел со всеми предосторожностями перенести Хуана в снятый им дом, где он был бы огражден от посторонних лиц. Почувствовав, что кризис миновал, что на смуглых щеках маркиза вновь обозначился легкий румянец, Бизоль отвел Корденаля в сторонку и сказал:

–  Теперь маркиз вне опасности. Но меня беспокоит другое - эта лиса Шартье. Думается, он специально пытался залечить нашего друга.

–  Несомненно!
– подтвердил Роже.

–  Выставите возле дома своих кабальерос и никого не допускайте к маркизу. Мне кажется, он наткнулся на нечто такое, что обрадует Гуго. Берегите и охраняйте его. Теперь вы, Корденаль, отвечаете за него головой.

–  Об этом можно не напоминать, - ответил вновь ставший высокомерным идальго. И это было лучшим признаком выздоровления маркиза.

–  Люди каждой нации напоминают мне кого-либо из птиц, - философски заметил Роже де Мондидье по дороге в Яффу.
– Эти испанцы, например, настоящие индюки, косящиеся на тебя одним глазом. Англичане - невозмутимые цапли, стоящие на одной ноге в болоте, наполненном лягушками. Мы, французы петухи, любящие драку и курочек; немцы - карканье вороны с тяжелыми клювами; итальянцы - болтливые попугаи; евреи - воробьи, способные утянуть корку хлеба из-под носа глупого голубя; а славяне - этот самый голубь и есть.

–  Не скажи, славяне умеют драться, - возразил Бизоль.
– Ну, а кто же по-твоему византийцы?

–  Павлины.

–  А Турки?

–  Стая грачей.

Болтая таким образом, друзья достигли Яффы. Здесь им повезло: Бизоль встретил одного из своих слуг, который сообщил, что Виченцо Тропези в городе, и проводил их до уютного домика на окраине. Неожиданно нагрянувшие гости обрадовали Виченцо и Алессандру. Обменявшись последними новостями, к вечеру все уселись за празднично приготовленный ужин.

–  Не хочу вас пугать, но Чекко Кавальканти находится в Палестине, первым делом сказал Бизоль, набрасываясь на запеченных в сметане карпов. В это время, со стороны пустыря, донесся тихий, щекочущий нервы свист.
– Что это?
– спросил он, подозрительно приглядываясь к рыбам.

Виченцо и Алессандра переглянулись.

–  Точно такой же свист я слышал в окрестностях Ренн-Ле-Шато, когда каменный обвал накрыл несчастных кабальерос.

–  Вот это я и хочу выяснить сегодня ночью, - произнес Тропези и рассказал все, что узнал за последние дни о таинственном пустыре.

–  Я полезу в эту чертову дыру вместе с вами, - тотчас же воскликнул Бизоль, выслушав его.

–  А я - нет!
– поморщился Роже.
– Мне надоели фальшивомонетчики еще во Франции. Как-то раз мы с де Пейном чуть не утопили их в бургундском.

–  Дорогой Роже, уймите мое женское любопытство, - сказала ему Алессандра.
– Ответьте всего на один вопрос.

–  Догадываюсь - какой!
– усмехнулся рыцарь.
– И где это я потерял свой глаз, да?
– Алессандра кивнула головой.
– Мне выбил его Бизоль де Сент-Омер.

–  На спор. Одним ударом, - подтвердил невозмутимо его друг.
– Вот такие у нас дурацкие шутки.

2

С отрядом в сто латников (больше граф Танкред выделить не смог), Гуго де Пейн и Андре де Монбар двигались к Кераку. Накануне, еще в Иерусалиме, между ними состоялся разговор о загадочном "греческом огне".

–  Да, - подтвердил Монбар.
– Такой огонь существует. Его применяли еще древние греки против фракийских племен.

–  И что же он из себя представляет?
– полюбопытствовал де Пейн, осматривая внутреннее убранство Тампля.