Великий труженик
Шрифт:
Один прохожий ухватил за рукав спешащего мальчика-подмастерья.
– Эй, ты,— сказал он,— что происходит сегодня в Муефилдзе? Не может быть, чтобы в таком месте и в такой день производили открытую казнь.
— Там будет тот человек, Джон Уэсли, священник, которого выставили из всех церквей. Сегодня утром он будет проповедовать в Муефилдзе.
— Проповедовать? Где? Конечно же, не под открытым небом? Никогда в жизни не слышал ничего подобного.
— Именно так,— ответил парень, подтягивая свой спущенный рукав.— Говорят, он несколько месяцев проповедовал в Бристоле прямо на полях.
— Я, наверное, пойду с тобой. Там, вероятно, можно будет развлечься. Это, должно быть, странный священник, раз он пошел на такое. Возможно, слегка сумасшедший.
Над головами собравшихся людей они увидели худую фигуру человека, поднимавшегося на деревянный помост. Мальчик-подмастерье указал на него:
— Смотрите, это он. Он уже начинает свою проповедь. Нам лучше пробраться поближе. Мы не услышим его на таком расстоянии.
Затем чистый голос донесся до них в тишине. Казалось, что его можно было услышать по всему Муефилдзу.
Джон Уэсли не пользовался ораторскими хитростями. Он не пытался играть, как актер, развлекать публику или запугивать ее. Он никогда не кричал и не грозил пальцем. Он говорит спокойно, и его слова достигали каждого слушателя. Он просто говорил о Боге, о Его ненависти ко греху и о Его любви ко всем людям — и к богатым, и к бедным. Закончив свою проповедь и помолившись, он спустился с помоста. Множество людей пыталось пробраться к нему и спросить, где бы они могли спокойно поговорить с ним; другие хотели поведать ему о том, что его слова изменили их жизнь.
Чуть позднее, в тот же день после полудня, Джон пешком отправился через весь Лондон в небольшую деревушку Ньювингтон, а оттуда в Кеннингтон. Здесь тоже собралась огромная толпа, но толпа совсем другого рода. Вместо работников и прилежных подмастерьев — порочные особы, женщины-пьяницы, карманники, воры и бродяги, которые не имели домов, спали в общественных местах или прямо под заборами. Они появлялись на улицах города, чтобы ограбить одиноких прохожих. Однажды в воскресенье во второй половине дня в Кеннингтоне собралось около 15000 грубых, неотесанных людей, а в понедельник утром еще больше людей пришло посмотреть на казнь через повешение полудюжины человек. Джон, с его опрятной прической, чистым лицом, одетый в аккуратный черный костюм, выглядел странно на фоне собравшейся толпы.
— Ты пришел нам проповедовать, а, священник? — закричала одна женщина.
— Эй, ребята,— пронзительно воскликнул грязный молодой парень,— идите посмотрите, что здесь такое. Это будет получше петушиных боев.
Говоря это, он поднял горсть земли, готовясь бросить ее в проповедника.
— Дайте ему на что-нибудь встать! Эй, вы там, впереди, придумайте что-нибудь! Он такой низкий, что нам его не видно!
Джон взобрался на холм и поднял руку, требуя тишины.
– Меня зовут Джон Уэсли,— начал он,— То, что я желаю сказать вам — важно, потому что это - слово Самого Бога: “Обратитесь ко Мне, все концы земли, и будете спасены”. Эти слова являются Божьим посланием для вас.
В отличие от некоторых проповедников, Джон не осуждал собравшихся людей за их грехи. Он снова говорил им о Божьей любви, о том, как изменилась бы их жизнь, если бы они обратились к Господу и сошли со своих порочных путей. Парень, державший кусок грязи, почувствовал, как она выскользнула из его руки. Суровые лица смягчились, и в глазах людей застыли слезы, когда они слушали Джона.
– Когда вы еще сможете прийти к нам?
– множество людей задало ему этот вопрос после окончания проповеди. Джон смотрел на них и удивлялся тому, что Бог пожелал использовать его, образованного человека, преподавателя Оксфорда, для того, чтобы донести Его слово до таких людей.
— Как только у меня будет возможность,— ответил он.— Завтра я должен буду на короткое время вернуться в Бристоль.
Подлинный труд для Джона Уэсли серьезно начался в Лондоне и Бристоле. Проездив верхом все лето между этими двумя городами, Джон впервые ощутил вкус кочевого образа жизни. Впоследствии практически вся его жизнь прошла в дороге, в разъездах.
В том году стояла холодная зима с гололедами; сильные морозы начались рано. Джон знал, что в такую погоду люди вряд ли придут послушать его. Чаще всего по воскресеньям люди, обычно собиравшиеся в Муефилдзе, оставались дома, а немногочисленные ревностные слушатели Джона, приходившие, несмотря на морозы, становились почти синими от холода.
Однажды утром, когда Джон закончил свою проповедь, к нему подошел незнакомец.
— Простите меня за то, что я надоедаю вам подобным образом. Я не являюсь методистом, но я заинтересован в вашей работе.
Джон протянул ему руку:
— Все любящие Бога — мои друзья. Знаете ли, для методистов все люди - друзья, у нас нет врагов.
— Охотно этому верю. Итак, сэр, я только что спустился сюда по этому переулку. Я проходил мимо собачьих будок лорда Мэйора, где он держит своих охотничьих собак,- он указал на отдаленный край Верхнего Муефилдза,— По одной стороне этого переулка находится старый литейный цех. Много лет назад, когда там переплавляли ружья, отобранные у французов, в цехе произошел взрыв, но вы, вероятно, не помните этого, поскольку тогда вы были еще ребенком.
— Правда? — Джон был озадачен.
— С тех пор никто этим заводом больше не пользовался. Я думаю, вы могли бы купить его за 150 фунтов стерлингов; а вложив в него еще несколько сотен, вы получили бы именно такое здание, какое вам нужно. Вашим методистам надо же где-то собираться в жару или в снег.
— Сэр,— голос Джона немного подрагивал из-за переполнявших его чувств,— я верю, что Бог послал вас ко мне. Вы правы: это то самое место, которое нам нужно. Я как раз тоже думал о том, что есть множество разрушенных зданий.
Незнакомец кивнул.
— Вы имеете в виду церкви, принадлежавшие французским беженцам? Да, правда. Одна из них находится на Спител Филдз, одна — на Севен Дайел. Еще одна находится в Сауфуорке, над рекой. Вам следует осмотреть их.
Проповедник крутнулся на каблуке, завернувшись в свое длинное пальто, служившее ему надежной защитой от холода, и, прежде чем незнакомец, приподняв свою большую, расшитую золотом треугольную шляпу, крикнул ему вслед: “Желаю удачи!”, уже спешил через газоны Верхнего Муефилдза к разрушенному литейному заводу.