Великий вождь Арис
Шрифт:
Арис будто услышал, как заскрипел зубами вождь Паопону. Его разрывало от злости.
— Идем на твою половину! — рявкнул он наконец.
Оленья шкура, что отделяла половину шамана от половины гостей не могла скрыть звук их голосов, тем более, вождь и не стремился к этому.
Арис слушал:
— Вот что, шаман! Снег пришел слишком рано. Ещё только начало осени и мы не готовы к зиме. Мы мало собрали — нет ягод, нет жира, нет трав. Олени слишком худые, а снег уже лег на землю. Я сказал женщинам собирать ягоды
Кукуранау ответил так, что Арис почти не слышал его слов, хотя в шатре воцарилась тишина — старики и воины, что пришли с вождем, затаив дыхание, тоже слушали разговор. Но что бы не ответил шаман, вождь злился все сильнее. Вот он сказал:
— Я не дам ему ничего! Пусть призовет своих друзей! Пусть ищет другое племя на побережье — скоро проклятые лисы принесут дары Океану, пусть чужаки объедают их, а не нас!
На этот раз шаман тоже ответил чуть громче и Арис услышал:
— Великий вождь! Сам Океан желает, чтобы мы помогли им. Он сказал мне это. Разве мы можем спорить с волей Океана?!
Вождь рявкнул:
— Идет черная зима! Я знаю это, все знают это!
Старики, что сидели тихо, ахнули, услышав эти слова.
— К весне может не остаться ни одного ворона, а ты хочешь посадить еще чужаков на шею! — закончил Папопону.
— Пришло время молить Океан о милости, — тихо возразил шаман, — кто может пережить черную зиму, если Он разгневается на нас?! Этих чужаков нам послал Океан! Выгонишь их ик весне может не остаться ни одного ворона!
Арис слышал, как дышит за занавесью вождь — тяжело и часто.
— Зачем чужаки здесь? Что сказал Океан?!
Воины, что пришли с вождем, и старики затаили дыхание.
— Ровно три дня назад на юге произошли страшные дела. Но вскоре произойдут дела еще страшнее.
— Какое нам дело до страшных дел на юге?! У нас слишком много своих забот, чтобы я заботился о нежных, южных мужчинах!
— Их дела достигли и наших краев. Выгляни из под полога и увидишь снежную бурю в начале осени… будет еще хуже… разве такое время подходит, чтобы спорить с Океаном?!
Вождь ответил тихо и яростно:
— Этой зимой многие вернутся домой! До другого мне нет дела. Я вожу племя Ворона по побережью могучего Океана. Если его воля такова, как ты сказал… я не могу спорить. Но знай. В этом году ты один будешь собирать тех, кто вернется. Ты один!
Дернулась занавесь, так, что весь шатер вздрогнул. Вождь вылетел на гостевую половину и принялся крутить головой во все стороны. Наконец он обнаружил Ариса в полутьме и бросился к нему. Встал напротив, уперев руки в бока. Губы вождя дергались, будто он хотел зарычать.
—
— О вождь Паопону! — сказал шаман, появившийся следом. — Скоро Унау принесет ужин, а потом наступит время историй. Может быть ты останешься с нами?
Втянув воздух сквозь стиснутые зубы, Паопону сказал:
— Нет, о шаман! Я пойду считать припасы! У меня нет времени на приятные беседы и сказки! Скажи Унау, жених передает ей привет.
— Я передам, о великий вождь.
Паопону развернулся и вышел, не дожидаясь ответа. Следом пропали воины с перьями воронов в волосах.
— Не волнуйтесь, — сказал шаман обращаясь к старикам, — не волнуйтесь! У нас много горючего камня! Завтра люди пойдут к Ледяной горе и привезут еще горючие камни, их хватит на всю зиму. Мы будем кипятить воду и размачивать в ней рыбий клей. А потом придет весна.
С этими словами шаман скрылся на своей половине, а старики, склонившись друг к другу, принялись обсуждать произошедшее.
Арис же лег на подстилку и попытался расслабить сжатые губы. Нет, не упреки вождя заставили его тревожится, а слова шамана. Шаман сказал — три дня назад сюда пришла снежная буря. Три дня назад была битва у Туганны. Неужели отголоски сражения докатились до края мира?! Но что толку размышлять, если ответов все равно не получить?! Все бесполезно. Что он может? Только лежать на вонючей подстилке и есть похлебку из рыбьей муки.
Странное отупение навалилось на него. Осталось только ждать когда Лара очнется. А пока можно смотреть на разводы соли на натянутой шкуре над головой. Даже запах рыбы будто исчез.
Он закрыл глаза, чувствуя, как теряется ощущение реальности. Он будто уплывал на мягких волнах. В голове возникали неясные картины: серый снег, тающий под весенним дождем, новая трава, пробивающуюся на прогалинах под высоким небом. Топот сотен и сотен коней, когда племя после долгой зимы перебирается на летнее пастбище. Он скрипнул зубами и сжал веки сильнее, будто хотел выдавить из глаз возникшие картины. Через некоторое время он соскользнул еще глубже в мутное забытье. Стало легче. Боль ушла глубоко, спряталась внутри и уснула.
А потом пришла Унау, сунула ему под нос чашку и потрясла за плечо:
— Поешь, огу!
И он захотел задушить ее.
— Поешь, огу! — попросила она еще раз и добавила чуть тише:
— Твои глаза пустые и страшные… но все измениться, верь! Мой дед вернет твою женщину, а потом придет весна и все наладиться.
Арис вдруг понял, она убеждает не столько его, сколько себя.
— Ты уже виделась со своим женихом? — вдруг зачем-то спросил он. — Это он рассказал тебе, как ловко поставил на место чужака?