"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
— Люди, — еще успел подумать он, опуская голову к пахнущим свежей кровью костям, рыча от голода, разрывая зубами хрящи.
Наевшись, он заснул, укрываясь своим разодранным, сшитым из волчьих шкур, одеялом, чуть вздрагивая, бормоча что- то во сне, готовый в любое мгновение защитить свою еду. К вечеру похолодало, и, проснувшись, обсасывая кость, он ощутил, какая тяжелая и горячая у него голова.
— А ведь я не болел, — подумал мужчина. «Даже тогда, в апреле, когда все погибли, и я отморозил пальцы — не болел. И сейчас не буду, — он с трудом поднялся, покачиваясь.
Собрав кости в старый, из кожи тюленя мешок, он обернулся, — над тундрой играл чудный, багровый с золотом, закат.
— На восток, — прохрипел он. «На восток, слышишь?»
Он сжал распухшие, покрасневшие, потрескавшиеся руки на эфесе шпаги, и медленно, еле двигаясь, пошел туда, где небо было окрашено в глубокий, темно-синий цвет, где уже были видны бледные, едва заметные звезды.
Мужчина подумал: «Надо еще поспать. Я не могу, не могу, я так устал. Нельзя спать ночью, даже сейчас, летом — холодно, и звери чуют тех, кто слабее. Днем их нет, днем тепло — я буду идти до рассвета, а потом посплю».
Море чуть поблескивало в лучах заходящего солнца, и он вздохнул: «Жалко корабль. Но еще одной зимовки во льдах она бы просто не вынесла. Девочка моя, прости меня, что мы тебя там бросили, одну. И людей жалко, — он вспомнил одинокие, увенчанные камнями холмики на их пути, или просто — уложенные в ледяные расселины трупы, скорчившиеся, заледеневшие.
— Остался один, — прошептал он. «Если бы не тот айсберг, мы бы выжили, наверное, все пятеро. Пятеро из семидесяти. А теперь — один».
Подул резкий, внезапный, северный ветер. Дрожа, стуча зубами, мужчина подумал: «Если я лягу здесь, у этого камня, звери меня не найдут. Лягу и посплю, а утром поднимусь, и пойду дальше. Обещаю».
Он погладил свое одеяло и вдруг одернул себя: «Нельзя! Надо идти, слышишь?»
Мужчина шел, согнувшись, пересиливая боль в ноге, взбираясь на маленькие, с плоскими вершинами, холмы, спускаясь в распадки, слыша за собой вой ветра и, — вдалеке, — зов какого-то зверя.
— Звезда, — пробормотал он. «Почему так низко?». Звезда приближалась, двигалась, и он, кашляя, выплевывая мокроту, шепнул себе: «Я полежу. Просто полежу немного и все».
Мужчина опустился на мокрый, холодный мох и пополз, стиснув зубы, приказав себе:
«Нельзя! Нельзя лежать! Надо идти, тебя ждут там, тебе нельзя умирать!»
Свет внезапно оказался совсем рядом, и он, закрывшись рукой, вцепившись пальцами в землю, борясь с тяжестью в голове, — потерял сознание.
— Тепло, — подумал он, не открывая глаз, — господи, как тепло, сколько лет мне уже не было так тепло — не помню.
Мужчина с трудом поднял веки и осмотрелся — он лежал в чистой, уютной палатке из шкур.
Совсем близко — руку протяни, — жарко горел костер, над которым, в оловянном котелке, что-то побулькивало. Приятно, легко пахло травами.
Он провел рукой по телу, — одежды не было, — и, почувствовав, что краснеет, потянул на себя меховое одеяло. «Это не мое, — еще успел подумать он, проваливаясь в сон, — глубокий, бесконечный, темный, как вода океана.
Мужчина проснулся от чьего-то ласкового прикосновения. Он поднял ресницы и ощутил свежесть воды у себя на лбу.
— Тише, — сказал нежный голос. «Сейчас я дам вам поесть, и спите. У вас был жар, и вы очень исхудали. Когда немного оправитесь, — займемся вашими пальцами. Все будет хорошо».
— Ангел, — подумал мужчина, жадно глотая воду из оловянной кружки. «Это ангел». У ангела были большие, лазоревые глаза и коротко стриженые, белокурые волосы.
— Здравствуйте, кузен Ник, — ангел ловко и аккуратно подоткнул вокруг него меховое одеяло.
«Я рада, что вы живы».
Мэри зачерпнула оловянной ложкой бульон, и поднесла его к губам Ника. «Вкусно, — сказал он, потянувшись за еще одной. «Кузина Мэри, но как….
— Потом все узнаете, — она улыбнулась. Женщина была в бриджах и матросской куртке, вокруг шеи был повязан грубый, серый шерсти шарф. «Вас нашла моя Энни, помните же ее? — женщина потянулась за холщовой салфеткой, и вытерла его темную бороду. «Они с Джоном, это мой пасынок, как раз на охоту шли, с фонарем, бить тюленей».
Мэри отставила пустой котелок, и весело сказала, развернув кусок тюленьей кожи: «А теперь — ворвань! И не надо кривиться, кузен Ник, у меня никто еще не болел цингой и не будет».
— Капитан, — какой-то заросший бородой до глаз мужчина просунул голову в палатку, — мы закончили чинить лодку, взглянете?
Ник, было, приподнялся, но Мэри, усмехнувшись тонкими губами, сказала: «Лежите спокойно. Капитан — это я».
Он внезапно покраснел и пробормотал: «Мне надо…»
— Не то, что бы я там чему-то удивилась, — Мэри поднялась, — ну да ладно. Мистер Браун, — обратилась она к мужчине, — помогите, пожалуйста, капитану Кроу. Я посмотрю, что там с лодкой. А вы потом спите, кузен, — она улыбнулась, и, откинув полог, вышла из палатки.
— Она — капитан? — изумленно пробормотал Ник.
— Да уж получше многих, кого я знал, — пробормотал Браун, потянувшись за оловянной миской, подсовывая ее под одеяло.
Мэри нагнулась и оглядела аккуратно заделанную пробоину. «Отлично, господа, — улыбнулась женщина. «Теперь мы сможем охотиться и с воды, только прошу вас, оставайтесь в виду берегов».
— Навряд ли нам захочется соваться дальше, капитан, — рассмеялся кто-то из матросов. «Это пока, — подняла бровь Мэри. «Мы здесь для того, чтобы найти Северо-Западный проход, мистер Джобсон, и мы его найдем. Не этим годом, так следующим».
Она взглянула на низкую, тихую, серебристую воду моря и громко сказала: «Так, тюлени разделаны, за что спасибо мистеру Гудзону, и мисс Пули, теперь нам надо начинать шить из шкур одежду и все-таки попробовать сделать одну их тех лодок, что мы видели в Гренландии. Три человека отправляются со мной, а все остальные — берите снасти, и на рыбалку, нам надо заготовить как можно больше припасов к зиме. Идите, — велела она матросам, — я за вами».
Женщина заглянула в маленькую палатку и, встав на колени, нагнувшись, ласково шепнула: