"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
«Иди ко мне».
Она было будто вся сделана из меда — сладкая, мягкая, и Джон вдруг заметил, как отчаянно быстро бьется тонкая жилка у нее на шее. Он прикоснулся губами к ней и подумал: «Как будто сердце ее целую».
— Господи, — прошептала девушка, — господи, как я вас люблю…
Они стояли на углу Бишопсгейта, обнявшись, не в силах оторваться друг от друга, и Джон, наконец, на мгновение, прервав поцелуй, сказал: «Завтра бабушка дома будет?»
Белла чуть вздрогнула, и посмотрев на высокий забор какой-то усадьбы неподалеку, ответила: «А? Да, дома, конечно».
— Ну, вот я и приду, — он приник губами к белой шее. «После завтрака и приду. А сейчас я тебя провожу домой».
— Прямо сейчас? — тяжело дыша, закрыв глаза, спросила Белла.
— Нет, — он почувствовал под плащом маленькую, высокую грудь, и целуя ее губы, еще раз — повторил: «Нет, Белла. Не сейчас».
— Так хорошо, — ее голос задрожал. «Так хорошо, мистер Джон…
— Не «мистер», — серьезно поправил ее мужчина. «Пожалуйста, счастье мое, моя Белла».
— Джон, — сказала она одним дыханием. «Джон, я не и думала, что так бывает. Тебе ведь холодно, — она посмотрела на его рубашку и расстегнула плащ. «Иди сюда».
Они шли, укрывшись одним плащом, по Бишопсгейту — долго, медленно, каждое мгновение, останавливаясь, и Марфа, чуть выглянув из-за ворот усадьбы Кроу, перекрестившись, шепнула себе под нос: «Ну вот, я же говорила — получится».
Женщина оставила парадную дверь дома открытой и поднялась наверх, в свою опочивальню.
Доведя Беллу до усадьбы, Джон вдруг, озабоченно, сказал: «Ты ворота не заперла, когда уходила, смотри».
— Торопилась, — едва слышно сказала ему Белла. «Я так торопилась тебе все сказать. Возьми плащ, — она обняла его, и услышала, как бьется сердце мужчины — глухо, часто, — а то замерзнешь, когда возвращаться будешь».
— Я завтра его верну, — пообещал Джон. «Жди меня».
— Я буду, — Белла в последний раз прижалась к его губам, ворота заскрипели, и мужчина, накинув плащ, посмотрев на низкую, большую, золотистую луну, что висела над крышами, вдруг улыбнулся: «Дочь Ворона. Ты был прав, папа — надо делать».
В опочивальне бабушки жарко горел камин. Марфа сидела с ногами в кресле, закутавшись в халат на меху, поднеся к губам наконечник кальяна.
Белла молча прошла в комнату и, сев на ковер, привалилась головой к коленям бабушки.
— Он завтра придет делать предложение, — наконец, сказала Белла. Девушка подняла голову и встретилась со спокойным взглядом зеленых глаз. «Бабушка, но как, же это будет?»
Марфа затянулась, и, выпустив пахнущий розами дым, ответила, положив руку на каштановые, густые локоны: «Не скажу, что легко, девочка моя. Ну да он сам тебе все расскажет, я не буду. Но ты справишься, на то, ты и дочь Ворона».
Белла нашла теплую ладонь, и, прижавшись к ней щекой, кивнула: «Да, справлюсь».
В большое, в мелком переплете, окно кухни били яркие, утренние лучи солнца. Белла, — в простом, темном шерстяном платье, в холщовом переднике, перевернула бекон на противне, что висел над очагом, и, напевая, сняла со второго очага — оловянный кофейник.
Пахло жареным хлебом и кофе, и Джон, остановившись на пороге, подумал: «Господи, какая она красивая. Только я должен, должен, все ей рассказать. Иначе нельзя. Только бы она поняла».
— Ты вчера парадную дверь не закрыла, — сказал он тихо, снимая плащ. «Ты прости, я не мог ждать так долго».
Медная лопатка упала на каменные плиты пола, и Белла, обернувшись, распахнув глаза, спросила: «Что случилось?».
Джон набросил ее плащ на высокую спинку стула и попросил: «Иди сюда».
Мужчина взял ее руки в свои, и, наклонившись, прижавшись к ним губами, шепнул: «Я тебе должен сказать кое-что. Надо было вчера, но…, - он не закончил и замолчал.
Белла поцеловала темные, с чуть заметной сединой волосы, и, оглянувшись, присев на край стола, тихо ответила: «Конечно, любимый».
Он поднял светло-голубые глаза и Белла подумала: «Какой бледный. Господи, что бы там ни было, я все пойму, все. Я ведь совсем, совсем не могу без него жить».
— Обними меня, — попросила девушка. «Обними, и рассказывай, пожалуйста, Джон».
Белла слушала тихо, почти не дыша, а потом сказала: «Мне так жаль, так жаль, любимый. А что ты о Мирьям говорил — я все понимаю. Я знаю, как это — когда одиноко, — девушка потерлась головой о его плечо. «Все хорошо, любовь моя, — она быстро поцеловала его, и Джон жалобно попросил: «Еще, пожалуйста».
— Сколько угодно, — выдохнула Белла и оказалась в его объятьях — вся, пахнущая теплом и свежестью, с засученными рукавами платья, легко, прерывисто дышащая.
— Из меня бы вышел неплохой кок, — вдруг усмехнулся Джон, прижавшись губами к ее уху.
— Ты помнишь? — удивилась девушка.
— Ну конечно, как мне такое забыть, — он счастливо рассмеялся. «Входит этакая девчонка, оглядывает меня с головы до ног, и ставит на место».
— А где это место? — она откинула голову назад и подставила ему белую, мягкую шею.
— Вот тут, — вдруг, серьезно ответил мужчина и опустился на колени. «Белла, любимая, я был бы так счастлив, если…
— Да, — она спрыгнула на пол. Наклонившись, целуя его, она ответила: «Да, конечно, Джон!»
Марфа, что стояла в дверях, вдохнула запах горелого бекона, и, тихо рассмеявшись, повернувшись, — распахнула настежь парадную дверь дома.
Сити просыпалось — скрипели телеги, что ехали на Биллинсгейт, переругивались возницы, с реки доносились крики лодочников, и Марфа, накинув короткую, соболью шубку, что лежала на сундуке — вышла во двор.
На заснеженной дорожке сидел большой, черный ворон.
Женщина усмехнулась, и, наклонив голову, сказала: «Да все хорошо. Лети, дорогой мой».
Птица покружила над крышей усадьбы Кроу, и, встав на крыло, — исчезла в сиянии морозного, алого рассвета.
Джон прошел по влажным доскам, что лежали посреди верфи, и, остановившись, подняв голову, присвистнул.