"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
— Даже в такой день его вызвали, — вздохнула Белла.
— На то он и врач, — развела руками бабушка. «Ну, спокойной ночи, милая».
— Спокойной ночи, — Белла коснулась губами пахнущей жасмином щеки и горько подумала:
«Ну как же так? А иначе нельзя, я не могу, не могу так жить. Увижу его, все скажу и уеду, куда глаза глядят. Наймусь на первый попавшийся корабль, все равно».
Белла подняла голову с подушки и прислушалась — в доме было тихо. За окном, в свете луны, блестел лед на канале. «До порта тут недалеко, не замерзну, — подумала девушка, вставая, скидывая длинную рубашку, — а там таверна, она всю ночь открыта». Она чуть поежилась, и, опустившись на колени, достав из сундучка ножницы, стала стричь волосы — кое-как, второпях.
Прибравшись, Белла оделась, и, положив в карман плаща мешочек с деньгами и кинжал, натянув сапоги, стала неслышно спускаться вниз. Она поправила, берет и застыла — дверь на кухню была чуть приоткрыта, в щель был виден неверный, мерцающий огонь свечи..
— Хосе забыл, или бабушка, — подумала Белла. «Надо погасить».
Она толкнула дверь и встретилась с холодным взглядом зеленых глаз. На столе были разложены какие-то бумаги. Марфа сняла очки в тонкой, золотой оправе, и, подняв подсвечник, осмотрев внучку, поинтересовалась: «Куда?»
— В порт, — пробормотала Белла, чувствуя, как ползут горячие слезы у нее по щекам. Она вздохнула и, опустившись на пол, привалившись к двери, сказала: «Простите меня, бабушка».
Рядом запахло жасмином, и Марфа, положив ее голову себе на плечо, велела:
«Рассказывай все».
Выслушав, глядя на медленно оплывающую свечу, женщина задумчиво спросила: «А бежать зачем было?»
— Потому что иначе нельзя — упрямо ответила Белла. «Я сама хочу, понимаете? Сама хочу ему все сказать и уехать. И все. Мне так будет легче».
— Тебе, — Марфа хмыкнула «А ему?»
— Он на меня и не смотрит, — глухо сказала Белла. «Я ему не нужна. А дальше так жить — я не могу».
Марфа сняла с внучки берет и потрепала ее по неровно остриженным кудрям.
— Завтра я твою голову приведу в порядок, — женщина чему-то улыбнулась, — а всем скажем, что ты хочешь, пока мы тут, в море выйти, а с короткими волосами это удобнее. Ну и в море, конечно, тоже отправимся — вдвоем. Поговорим, о том, о сем. Все устроится.
Белла взяла маленькую руку бабушки и тихо спросила: «А если нет?»
Марфа пожала плечами: «На все воля Божья, милая моя. Я тебе кое-что о нем расскажу, а там уже — справляйся сама, раз так решила. Ну, я тебе, конечно, помогу немножко, — Марфа, не выдержав, рассмеялась.
Девушка прильнула к твердому плечу, и, кивнув, — закрыла глаза. В покрытое морозными узорами, в мелком переплете рам, окно пробивался холодный, яркий свет луны, и Марфа подумала:
— Вот и выросли твои девочки, Степа. И внук, у тебя есть — и какой внук! Так что спи, там, на краю океана, рядом со своим кораблем. Как это ты любил повторять, из Псалмов:
«Выходящие на кораблях в море, работники на водах великих — радовались они покою, тому, что привел Он их к цели желанной». Радуйся, и никак иначе.
Женщина вздохнула, и, обняв внучку покрепче, шепнула ей: «И твой отец был бы рад».
— Я знаю, — сказала Белла серьезно, дрогнув ресницами. «И мама моя — так же поступила. И мама Мирьям — тоже».
Марфа что-то шепнула ей на ухо, и Белла, отстранившись на мгновение, ахнула: «Да не может быть!»
— Может, — ворчливо ответила бабушка. «Вот завтра все и узнаешь». Девушка улыбнулась, и, поерзав, сказала: «Спать хочу».
— А еще в порт собиралась, — ехидно заметила Марфа, поднимаясь. «Иди, ложись, я тебе завтра рано разбужу, а впрочем, — она прислушалась, — Авраам — тот еще раньше проснется, думаю».
Белла рассмеялась и быстро взбежала наверх, в свою спальню. Марфа посмотрела на разложенные по столу бумаги и, надевая очки, усмехнулась: «Ну, у этой — точно получится».
Она откинула крышку серебряной чернильницы, и, открыв тетрадь в кожаном переплете — вернулась к работе.
Эпилог
Лондон, февраль 1611 года
Маленькие, ухоженные руки девушек порхали над верджинелом. Мелодия закончилась, и, Марфа, захлопав, сказала: «Очень, очень красиво. А как называется?»
— «Первоцвет», — улыбнулась Белла. «Она совсем новая, мистер Пирсон только на прошлой неделе ее со мной разучил, а Рэйчел подхватила».
Джованни, усмехнувшись, наклонился к Марфе: «Я смотрю, ты для внучки в наставники взяла органиста из собора Святого Павла?»
— Как раз Рождеством начали заниматься, — ответила та, и громко попросила: «Ну, а теперь — Анита и Тео».
Высокая, с чуть раскосыми глазами девочка уверенно взяла лютню, и, присев, расправив шелковое, темно-красное, с бронзовыми кружевами платье, сказала: «Мы вам сыграем японскую песню, это меня мама научила, — она прервалась и ласково посмотрела на Мияко-сан, что сидела с вышиванием в руках, — ее поют дети, зимой, когда хотят, чтобы пошел снег».
— Тео, — Анита кивнула, и младшая девочка, встряхнув белокурыми волосами, поудобнее усевшись на бархатном стульчике — заиграла вступление.
— Господи, — подумал Джованни, взглянув на смуглые пальцы дочери, что ловко перебирали струны, — уже и восемь лет им, и Пьетро в школе, — как время летит. И еще два внука у меня появилось, — он погладил темную, с заметной сединой, бороду и услышал ласковый голос Марфы: «Они быстро растут, да. Ты в Германию через Нижние Земли поедешь?»
— Да уж не премину, — отозвался Джованни. «Джон меня попросил Констанцу в Амстердам привезти, ну и на Авраама посмотрю, конечно».
— Красавец, — сказала Марфа нежно. «Тоже, как Колин — большой, крепкий мальчик. Кеннет-то счастлив, наверное?»
Джованни усмехнулся: «Они там игры устроили в честь того, что у главы клана сын родился, бревнами кидались, боролись, бегали. Ну, Александр и Пьетро, конечно, рады были — в шатрах ночевали, на земле, вместе со всеми».
Девочки закончили и Марфа с Мияко, похлопав, в один голос сказали: «А теперь спать!»