"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
— Он меня не любит, бабушка, — тихо сказала Белла, комкая в руках кружевной платок. «Он говорит, что любит, но ведь это не так, я знаю, я чувствую. Его никогда нет дома, если бы не Констанца — совсем пусто было бы… — девушка уткнула подбородок в колени, и, помолчав, добавила: «Питер, хоть и в Индию ездил, и в Марокко зимой поедет — все равно, каждое свободное мгновение с Рэйчел, сами же видите. А он…, - девушка махнула рукой. «Он никогда мне ничего не говорит, а Питер — все Рэйчел рассказывает».
Марфа взяла маленькую руку внучки и, перебирая пальцы, осторожно ответила: «Девочка моя, ну не все говорить-то можно. Я тоже, — она улыбнулась, — бывает, дедушке чего-то не рассказываю, и дядя Джованни — миссис Мияко. Работа у твоего мужа такая».
— Я все понимаю, — сказала тихо Белла. «Ну, если бы хоть что-то, бабушка. А так — он меня целует, гладит по голове, как будто я ребенок, а потом встает и уходит в кабинет. А я засыпаю одна, — Марфа увидела, как девушка сжала тонкие, унизанные кольцами пальцы и ласково попросила: «Ну ты подожди, все еще изменится».
— Не изменится, — мрачно сказала Белла, поднимаясь. «Простите, бабушка».
Она пошла к задним дверям дома, и Марфа, потрепав лежащего рядом Цезаря по голове, — последовала за ней.
Внучка сидела, поджав ноги, на бархатной кушетке в ее опочивальне и горько, отчаянно плакала. «Ну что ты, милая, — Марфа устроилась рядом, и обняла ее, — ну расскажи мне, что случилось».
— Я его так люблю, так люблю, — Белла вытерла лицо платком и тут же опять расплакалась, — и все равно — у меня ничего не получается!
Марфа слушала, а потом, прижав внучку к себе, спросила: «А ему ты говорила?»
— Конечно, — Белла кивнула. «Ну, вот полгода уже прошло, а все по-прежнему. И с детьми тоже…, - она покраснела.
— С детьми, — протянула Марфа. «Ну, милая моя, не у всех сразу бывает-то, подождать надо.
И с этим тоже, — она поцеловала мокрую щеку, — подождать. Ты еще молодая девочка, оно придет».
— Если бы он меня любил, — горько сказала Белла, — все было бы по-другому. Питер с Рэйчел смотрят друг на друга, и видно — они от счастья светятся. Сами знаете — как Питер приезжает, так они только к обеду встают. А у нас…, - девушка махнула рукой, и застыла, сгорбившись, спрятав заплаканное лицо.
— Ну, — Матвей распахнул объятья, — добро пожаловать в Копенгаген, дорогие мои. О сундуках не беспокойтесь, я распоряжусь.
Он поцеловал сестру в щеку и хмыкнул: «Все молодеешь».
— Да и ты тоже, — Марфа окинула взглядом камзол орехового бархата, белоснежную льняную рубашку, и красивую, с золоченым эфесом, шпагу брата.
— Месяц до отставки, — Матвей поднял бровь и погладил изящную бородку. «Очень бодро себя чувствую, знаете ли. И ты, Михайло Данилович, — он усмехнулся, — бросай это дело, езжай в деревню, а то вон — морщины какие, а тебе пятый десяток всего лишь».
— Попозже, Матвей Федорович, — улыбнулся Волк и, взяв тещу под руку, потрепал детей по головам: «Бегите с Дэниелом вперед, а мы — за вами».
— Выйдете на площадь, мимо фонтана, а там — второй поворот направо, — крикнул им вслед Матвей. «Дом на углу».
Марфа вдохнула свежий, соленый воздух и улыбнулась: «Хорошо у вас тут, Матвей».
— А как же, — брат вдруг раскинул руки, — не зря я этот город еще во время оно приметил. Ну да в Новом Свете, думаю, не хуже, — он подтолкнул Марфу и добавил: «А то вы все там были, а я — еще нет. Давайте, — он подогнал их, — не след к обеду опаздывать.
Марфа оглянулась на корабль и почувствовала, как щемит у нее в сердце: «Побуду, недели две и уеду, — пообещала себе женщина. «А как вернусь, — сразу с Джоном поговорю, по душам. Не след так жить-то».
Она подобрала подол шелкового платья, и, вздохнув, сказала: «Ну, пойдемте».
Мария услышала в распахнутое окно голоса с улицы, и, побледнев, вытерев руки холщовым полотенцем, подумала: «Вот и все. Господи, помоги мне, только бы все хорошо было. И Тео, она ведь помнит мать, немного, но помнит. А я, какой матерью буду?»
Женщина перекрестилась, и, распахнув дверь, подняв голову, увидела его глаза — зеленовато-голубые, в темных ресницах. Дэниел смотрел на нее так, как будто вокруг, — в аккуратной, застеленной персидским ковром передней, — больше никого не было.
— Наконец-то, — подумал мужчина. «Какая же она красивая, как я ее люблю, Господи».
— Мария! — Тео выскочила из-за его спины и бросилась к женщине. «Я так скучала! Спасибо вам за ноты, я всему выучилась и вам поиграю. И мы вам новые ноты привезли, вам Белла передала, от ее наставника.
Женщина присела, и, прижав к себе ребенка, целуя белокурые, мягкие волосы, серьезно сказала: «Я так рада, милая, что ты здесь. У меня есть имбирь, и корица, сделаем завтра с тобой печенье, для всех?»
— Конечно, — кивнула Тео, и, оправив бархатное, золотистое платьице, церемонно сказала: «А это мой дядя, Стивен, он в Париже живет. Позвольте вам представить».
— Рад встрече, сестрица, — высокий, белокурый, мальчик склонился над ее рукой. Дэниел все глядел на женщину, а потом весело сказал: «Стивен, мышка, похозяйничаете тут? А мы с Марией прогуляемся немного».
Дэниел подал ей руку, и, когда дверь закрылась, наклонившись, шепнул: «Я просто так давно вас не видел, Мария, письма — это ведь другое, хотя я их все храню».
— Я тоже, — она подняла васильковые, доверчивые глаза и вдруг улыбнулась: «Дэниел, вы только знайте — вы мне можете все рассказать, всегда, и я выслушаю. Ну, и посоветую, если смогу, конечно».
— А как же иначе? — удивился он, взяв ее маленькую, с загрубевшими кончиками пальцев, ладонь. «Я ведь вас люблю, Мария, мы же семья — конечно, я вам буду все рассказывать».