"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
Он оторвался от работы, только когда часы пробили полночь. В саду уже никого не было, дул прохладный, резкий ветерок с моря, и Волк, налив, себе вина, выйдя на крыльцо, долго стоял, глядя на темный горизонт.
— Каждая лодка на реке, — будто звезда в небе, — вспомнил он. «Они идут своим курсом, повинуясь воле человека, а нам, тем, кто стоит на берегу, остается только следить за ними».
— На берегу, да, — вздохнул Волк, и, осушив бокал, — поднялся наверх.
Марфа отложила серебряный гребень, и, отступив на шаг, сказала: «Какая ты у нас красавица!». Длинные, золотистые волосы женщины спускались на стройную спину, платье — лилового шелка, было отделано тонким кружевом. Мария взяла букет фиалок и, улыбнувшись, сказала: «Спасибо вам, тетя. Все будет хорошо».
— Ну конечно, — Марфа перекрестила ее. «Дэниел на тебя насмотреться не может, сама знаешь. К ноябрю приедете в Лондон, у нас поживете, а весной — и в Новый Свет двинетесь».
— А Мэри еще два года плавать, — подумала женщина, когда они с племянницей спускались вниз. «Может, и вправду — в Тихий океан выйдут».
Она посмотрела на брата, что ждал внизу, с детьми, и рассмеялась: «Ну, вот и наша невеста. Я — в церковь, ждем вас».
Матвей оправил на дочери кружевной шлейф и вздохнул про себя: «Господи, теперь бы внука увидеть, али внучку. Да все равно. Марья-то моя — праправнучка Ивана Великого, и вот — за кого замуж выходит. Да, впрочем, они тоже — на Москве со времен незапамятных, наши, коренные. Оно и хорошо».
Он перекрестил дочь и сердито сказал детям: «Ну, Степан Михайлович, Федосья Даниловна — пойдемте».
— А папа с тобой по-русски говорит? — шепнул Стивен Тео, когда они спускались с крыльца.
— Всегда, — удивилась девочка. «И бабушка — тоже».
— И со мной папа по-русски говорит, — рассмеялся мальчик, поправляя маленькую шпагу. «Ну, когда мы одни, понятное дело».
Дэниел, что стоял у алтаря, услышал ласковый голос отца: «Ну, вот и они. Кольцо ты красивое выбрал, молодец, — Волк полюбовался небольшим, окруженным бриллиантами, аметистом.
— Это Питер, — рассмеялся мужчина. «Как вернулся из Индии, так сразу меня к ювелиру, мистеру Кардозо отвел. А камень тоже — из Нового Света, из Бразилии».
Матвей в последний раз перекрестил дочь, и, встав рядом с Марфой, не глядя, взял у сестры шелковый платок.
— У меня еще один есть, — мягко сказала женщина. «Так, на всякий случай».
— А я уже в Новом Свете венчаться буду, наверное, — подумала Тео, опустившись на колени, расправив бархатное платьице. «Папа сказал, там, в Джеймстауне, и церковь есть. Хорошо, что мы Куэрво с собой берем, и еще надо будет у папы и Марии собаку попросить, такую, как Цезарь. Александр говорил, — их там много».
Девочка закрыла глаза, и, представив себе мягкие, голубые очертания гор, широкую реку, о которой ей рассказывал отец — улыбнулась.
На серой, булыжной мостовой лежали золотистые листья. «Знаешь, — тихо сказал Дэниел, ведя жену под руку, — там, в Новом Свете, тоже есть осень. Как в Японии, и как здесь».
Мария вдруг вспомнила высокое, нежное, северное небо, желтые листья берез и белые стены монастыря.
— Как нас на Шексну привезли, с Марьей Петровной и Аннушкой, — она нашла руку мужа и пожала ее, — я еще говорить не умела. Только слушала. И вот, бывало, выйду во двор, подниму голову, а там — птицы летят, на юг. Перекликаются, кричат. И так хотелось тоже — обернуться птицей и с ними отправиться. Думала ли я тогда…, - она прервалась и, помолчав, добавила: «Вот, видишь, как оно все случилось».
Дэниел остановился у домика — маленького, беленого, с окнами на море. Увидев в свете луны, как блестят ее глаза, он серьезно сказал: «Я всегда буду рядом, любовь моя. Я так счастлив, так счастлив, что ты согласилась».
Она внезапно потянулась, встав на цыпочки, и, обняв его, прижавшись к нему всем телом, ответила: «Ну как я могла не согласиться, Дэниел? Я ведь тебя люблю».
— Как нежно, — подумала Мария, отвечая на его поцелуй. «Морем пахнет, солью, — как будто идешь босиком по мелководью, и набегает волна. Как нежно».
— Надо дверь открыть, — наконец, рассмеявшись, сказал Дэниел. «Пойдем, счастье мое».
Ставни маленькой опочивальни были распахнуты, и он услышал, зажигая свечу, шуршание моря — совсем рядом.
Мария скинула чепец, и, распустив косы, — оказалась в его руках, — маленькая, изящная, пахнущая цветами. Она шептала что-то, целуя его, тихо смеясь, и Дэниел вспомнил простую комнату в Картахене и то, как шелестели пальмы под жарким, томным ветром.
— Ты моя любовь, — он оторвался на мгновение от ее губ, и увидел глаза Марии — большие, доверчивые, — ничего не было в них, кроме счастья. «Господи, — подумала женщина, обнимая его, — как просто. Как музыка. Как будто я всегда это знала, как хорошо, Господи».
Она даже не поняла, когда это случилось, — все стало так, как надо, и они были вместе. «Как я счастлива, — сказала потом Мария, лежа на его груди, рассыпав вокруг золотистые косы. «И так будет всегда?»
— Всегда, — Дэниел притянул ее к себе поближе. «Вот прямо сейчас опять и будет, любимая.
Вот так, — он рассмеялся, почувствовав ее прикосновение, и устроил жену удобнее. «Не больно было?»
— Больно? — недоуменно спросила жена. «Нет, конечно, — она подняла лукавые глаза, — хотя я все ждала, тетя мне говорила…
— Тетя ей говорила…, - проворчал Дэниел, счастливо закрыв глаза, лаская ее волосы. «Вот так, — сказала Мария, на мгновение, прервавшись, полюбовавшись. «Мне очень нравится. А что с ним дальше делать, расскажешь?»
— Покажу, — он уложил жену на бок, и, поцеловав нежную шею, острые лопатки, добавил: «И потом еще кое-что сделаю, тебе понравится». Мария почувствовала его пальцы, и, застонав, раздвинув ноги, шепнула: «Еще, еще, пожалуйста!»
На рассвете, зевая, приподнявшись, целуя мужа, она сказала: «А теперь что?». Дэниел взял ее лицо в ладони и улыбнулся: «А теперь я тебя обниму, — всю, укрою одеялом, и ты будешь спать — долго. И я тоже. И буду держать тебя за руку. Только сначала…, - он легко усадил Марию на себя, — еще немного того, что я так люблю».
Она вся была — сладкая и мягкая, вся — его, и потом, слыша ее крик, ее прерывистое дыхание, стирая слезы с ее лица, он наклонил жену к себе. Целуя маленькую, снежно-белую грудь, он шепнул: «Нет, все-таки подождем со сном».
Мария оглянулась и подняла бровь: «Пожалуй, ты прав, я вижу что-то, что давно не пробовала».
— Давно, — согласился Дэниел, укладывая ее на спину, слыша в распахнутое окно шорох моря.
Он поцеловал ее ногу — от круглого, изящного колена, все выше, и, сквозь зубы сказал: «Нет сил, терпеть».