"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
Он опустился на колени. Погладив рыжую голову, Федор увидел, как губы Пьетро чуть шевелятся: "Так ли не мог ты один час бодрствовать со мною?". "Это же Иисус ученикам говорил, в Гефсимании, — вспомнил Федор. Он ответил, осторожно накидывая какую-то тряпку на покрытое ранами тело: "Я буду здесь столько, сколько надо, Пьетро".
Федор увидел воспаленный ожог на руке. Пьетро, схватив его за пальцы, выдохнул: "Не могу…, так умирать…, Слушай…, меня".
— И он мне все рассказал, — Федор потер лицо.
— Один дед у нас, получается. Эта девушка, Изабелла, что вместе со Степой в плен попала — тоже, кузина моя. Значит, найти ее надо. А потом я ему икону показал, он еще успел прошептать: "Sancta Maria, Mater Dei, ora pro nobis peccatoribus, nunc et in hora mortis nostrae. Молись о нас, грешных, в час смерти нашей. И умер. Господи, призри душу раба твоего, Пьетро, даруй ему вечный покой, — Федор перекрестился. Выйдя наружу, он увидел за оградой, вдалеке — Иосифа.
Тот стоял, засунув руки в карманы сюртука, глядя на прозрачное, полуденное небо. Темные волосы шевелил ветер.
— Мне на шиву надо, — сказал Иосиф, когда Федор подошел к нему. "Мне очень жаль, — он посмотрел в голубые глаза мужчины, — но даже если бы ты раньше появился — я бы все равно не смог спасти Пьетро. Никто бы не смог".
Они пошли рядом по тропинке, что вела к городским стенам. Федор подумал: "После такого дождя сейчас все зазеленеет. Красивая тут осень. Потом снег, наверное, пойдет. Степа и Лея теперь в дом тестя покойного переедут. Хоть не замерзнут зимой, да и места там больше".
— Я с утра был у нее, — прервал молчание Иосиф. "С Аароном вместе. Он все переживает, что не поговорил с ней, хотя, что было говорить, — мужчина махнул рукой.
— И что? — осторожно спросил Федор.
— Безнадежно, — Иосиф вспомнил ее горячечный, лихорадочный шепот. "Мессия, Мессия грядет, я слышу его шаги…".
— Я им дал денег, — Иосиф вздохнул. "И твоих — тоже. На год хватит, а потом придумаем что-нибудь. Ты же понимаешь, это просто приют для слабоумных. Они там все вместе. Два десятка женщин в одном зале. Кто кричит, кто головой о стенку бьется, все под себя ходят. У нее будет отдельная каморка. Ее будут мыть, кормить…, - он прервался и вспомнил холодные, серые глаза мужчины напротив.
— У общины нет денег, чтобы ее содержать, — ледяным тоном сказал Степан. "Мы и так — живем на пожертвования братьев по вере, что наши посланцы собирают в Европе и колониях. Более того, — он огладил золотисто-рыжую бороду, — никто не согласится приютить ее у себя в доме. У людей дети, не след им такое видеть".
Иосиф поднялся, и, не прощаясь — закрыл за собой дверь.
— Твой младший брат, — сказал он Федору, когда они уже входили в Яффские ворота, — теперь в ешиве преподавать будет. Сначала детям, а там, говорят, и покойного Исаака место займет. Ну, я пошел, — Иосиф посмотрел на часы, — вечером увидимся.
— А где Горовица похоронили? — вдруг спросил Федор, вдыхая запах свежести, что шел от еще наполненных дождевой водой канав.
— Там же, — удивился Иосиф, — на Масличной горе. Еврей всегда остается евреем, Теодор.
Он ушел к дому Судакова. Федор, рассматривая рабочих, что чинили черепицу на крышах, пробормотал: "Со Степой — я все равно поговорю, что-то тут не так, не нравится мне это. Хотя, конечно, все это — моя вина".
Федор повернулся: "Хоть в Храме Гроба Господня напоследок побываю". Проходя через рынок, он взглянул на ковры и усмехнулся: "В Париже никто без подарков не останется, это точно".
Он погладил рукой тонкий, нежный узор. Оглянувшись, он посмотрел на дорогу, что уходила вниз, к Еврейскому кварталу, и пообещал себе: "Завтра к ним и приду".
Лея сидела на низком стуле, опустив голову, слушая, как тикают часы на стене. В комнате было темно, сын спал в колыбели. Она, услышав скрип двери, вздрогнула.
— Мама Лея, — Ханеле робко заглянула внутрь, — вы поешьте что-нибудь, пожалуйста. Принести вам? Там госпожа Сегал и госпожа Азулай на кухне оставили.
— Теперь и поговорить не с кем, — подумала Лея, поставив на колени глиняную тарелку. "Господи, как без папы плохо". Она поднесла к губам деревянную ложку с вареной чечевицей. Женщина ясно, отчетливо, увидела перед собой серые, торжествующие глаза.
— Так ей и надо, — зло подумала Лея. "Господь все видит. Это он ее наказал, прелюбодейку, — разума лишилась и сдохнет скоро. Мужчина — слабое создание, он не может устоять перед соблазном, вины Авраама тут нет. А все, почему случилось — потому что мы нескромно себя ведем. Волосы из-под платков у некоторых видны, упаси нас Господь от такого. Надо коротко стричься. В микве тоже — так удобнее. Поговорю с Авраамом, пусть они в ешиве решат это, и нам велят — а мы сделаем".
Ханеле вдруг оказалась рядом. Положив мачехе голову на плечо, девочка всхлипнула: "Дедушка такой хороший был, мама Лея. А когда вам гулять можно будет?"
— Через неделю, — Лея отдала девочке почти нетронутую тарелку: "Глаза — точно как у той прелюбодейки. Господи, дай мне сил воспитать достойную дочь Израиля".
Девочка помялась на пороге: "Мама Лея, я все уберу, вы не волнуйтесь. Я буду себя хорошо вести, и помогать вам, я обещаю".
Лея поманила ее к себе. Вдыхая сладкий, детский запах, она грустно улыбнулась: "Я знаю, моя милая. Ты у меня очень славная девочка. Отнесешь папе обед в ешиву?"
Ханеле шла по улице, держа в руках накрытую холщовой салфеткой тарелку. Приостановившись, посмотрев в голубое небо, девочка грустно сказала: "Дедушка, я по тебе скучаю. Но ты с праведниками, я знаю. Все будет хорошо".
Она тряхнула черными косами. Оглянувшись, — в проулке никого не было, — Ханеле поскакала на одной ножке за угол.
Во дворе стоял нагруженный, привязанный к гранатовому дереву мул. Федор посмотрел на него и услышал голос Иосифа: "Саблю свою лучше до самого Ливорно не вынимай. У нашей семьи с берберскими пиратами как-то не ладится. Тебе твоя правая рука еще нужна".