"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
Золотой луч осветил комнату. Пьетро, зажмурив глаза от невыносимого, небесного сияния, услышал дрожащий голос Евы: "Ты убил его! Ты убил моего отца! Я ненавижу тебя, уйди, и больше никогда не появляйся!"
Дождь заливал комнату, хлеща через проваленный потолок. Ее лицо было мокрым от крови и слез, серые, широко распахнутые глаза, смотрели на обугленный, скрюченный труп.
— Теперь Теодор никогда меня не полюбит, — подумала Ева. Склонившись над телом отца, подобрав пистолет, — девушка навела его на священника.
— Ева, — тихо сказал Пьетро, вставая на колени, — Ева, он же взял тебя силой, голубка моя, невинная моя…, Он мерзавец, я просто наказал его…
Ее губы искривились. "Я жила с ним с тех пор, как мне было три года, — спокойно сказала Ева, закинув голову к темному небу, глядя на хлещущие по городу молнии. "Я любила его, и он любил меня, Пьетро. А еще — я люблю Теодора, ты же помнишь его? Теперь он никогда не станет моим. Теперь у меня нет отца, — завизжала девушка, — и все это из-за тебя! Убирайся отсюда, я тебя ненавижу, я никогда, никогда тебя не любила".
— Ева, — он пополз к ней, — Ева, что ты говоришь, любовь моя, мы уедем и всегда будем вместе…
Девушка оттолкнула его ногой. Приставив к рыжему виску пистолет, она медленно сказала: "Ты мне противен, Пьетро. Оставь меня, и никогда больше не ищи. Я лгала тебе все это время, понятно?"
Он заплакал, раскачиваясь, пытаясь обнять ее ноги, и вдруг зажмурился от яркого блеска — золотой луч играл на ее медальоне, освещая лицо девушки. Ева замерла и улыбнулась:
— Господи, конечно. Спасибо, спасибо тебе. На ложе моем ночью искала я того, которого любит душа моя, искала его и нашла его. Встану же я, пойду по городу, по улицам и площадям, и буду искать того, которого любит душа моя; искала я его и нашла его, — нараспев, ласково сказала девушка. Вырвавшись из рук Пьетро, она, как была, обнаженная — бросилась во двор, под бесконечный, холодный ливень.
Пьетро опустился на пол и заплакал, сжимая в руках голову. "Боль, — подумал он, разглядывая свой ожог. "Господи, как сладко". Пошарив по полу, рыдая, она взял обрывок веревки. "Мало, — горько понял Пьетро, — как мало. Не хватит".
Пьетро, было, потянулся за пистолетом. Наверху, в мрачном, ночном небе, что-то загремело. Он, вдыхая смрад сгоревшей плоти, — упал рядом с черным, скорчившимся трупом Горовица. Небо озарилось золотым сиянием, налилось багровым, кровавым цветом. Огненные плети захлестали по дому. Пьетро, еще успев прошептать: "В час смерти моей призови меня, и повели мне прийти к Тебе", — отдался на их волю.
Дождь стал стихать, раскаты грома удалялись. Над городом повисла тишина.
Ханеле поднялась с постели, когда из-за плотных занавесок забрезжили первые, еще слабые лучи солнца. Она вымыла ручки. Одевшись, приподнявшись на цыпочках, девочка заглянула в колыбель брата. "Спит еще, — улыбнулась Ханеле. Нащупав в кармане фартука овечку, девочка тихо сказала ей: "Пойдем к дедушке".
Каменные плиты улиц были влажными от дождя, в канавах журчала вода. Ханеле, переступая через золотые, осенние листья, — подняла голову к ясному, пронзительному, голубому небу. Она миновала лужу и остановилась: "Вот ты где!"
Девочка подняла крокодила. Почистив его рукавом платья, спрятав в карман, она серьезно сказала: "Потом дяде Аарону тебя отдам".
Она спустилась к Стене и замерла, глядя на узкий проход. Ханеле вздохнула. Подойдя к деду, опустившись рядом, девочка поцеловала его в лоб. Он лежал, улыбаясь, глядя мертвыми, темными глазами в рассветное небо. "Спасибо, дедушка, — шепнула девочка. Она, на мгновение, опустила веки. Ханеле увидела тусклый, золотой блеск где-то там, далеко, в черном провале подземелья. Девочка пошарила ладошками по камням: "Ты не бойся, дедушка, я никому не скажу, что он там. Никогда".
Девочка вернулась к телу и вдруг услышала знакомый голос. Она шла, блаженно улыбаясь, переступая избитыми, изрезанными ногами по камням, обнаженная. Мокрые, грязные каштановые волосы закрывали ее лицо.
— Буду искать того, которого любит душа моя; искала я его и нашла его, — пела девушка. Она встряхнула головой. Ханеле увидела пустой, серый взгляд. На стройной шее сиял, переливался медальон.
— Я ношу Мессию, — искусанные губы улыбнулись, и она положила ладонь на живот. "Мессию, спасителя Израиля".
Ханеле, подойдя к девушке, поманив ее к себе, — сняла амулет. Девочка надела его себе на шею и вдруг, поморщилась: "Мессия. До этого долго еще. Я еще маленькая, Господи".
— Садись тут, — велела она Еве, устраивая ее в нише. Та покорно скорчилась, свесив волосы, шепча:
— Грядет, грядет Мессия, сын мой, слышу, слышу звук его шагов! Я мать спасителя, я тайный родник, запечатанный источник, невеста Сиона, жена Иерусалима…
Ханеле устроилась рядом с дедом. Взяв его за холодную руку, она стала ждать, глядя на медленно встающее над городом солнце.
Серо-зеленые листья олив шелестели под слабым ветром, сияло солнце. Федор, опустив рыжую голову, наклонившись, — бросил на крышку гроба горсть сухой, легкой иерусалимской земли.
— Requiem aeternam dona ei, Domine. Et lux perpetua luceat ei. Requiescat in pace, — услышал он голос францисканского монаха и ответил: "Амен".
— Вот и все, — подумал Федор, глядя на то, как зарывают могилу. "Ему тут хорошо будет лежать, — он окинул взглядом маленькую церковь и деревья Гефсиманского сада. За ними уходила вверх Масличная гора. Федор заметил, как по дороге к городу спускается процессия мужчин.
— Исаака похоронили, — он все стоял, глядя на могилу. "Все там, я один здесь. Христиан мало, кому еще тут быть, как не мне". Федор перекрестился и достал из кармана сюртука икону. Взглянув в прозрачные, зеленые глаза, он в последний раз посмотрел на могилу. Наклонив голову, Федор вошел в прохладный, крохотный зал церкви Успения Пресвятой Богородицы.
Мужчина зажег свечу. Преклонив колени, он тяжело вздохнул: "Не успел. Господи, прости меня. Если бы я раньше пришел, раньше Иосифа позвал — может, и выжил бы он. Двоюродный брат…, - Федор вспомнил кровь на каменных плитах и его слабый, еле слышный голос: "Теодор…, Не уходи, не бросай меня. Так больно…"