"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
Гениси закричала, младенец заплакал. Мирьям осторожно вывела на свет изящную, темноволосую девочку. Та, оказавшись на шкуре, любопытно повертела головой и тоже закричала — звонко, весело.
— Шумная, — усмехнулась Мирьям. "Меньше брата, но здоровое дитя, сразу видно. Просто она хрупкая, в тебя. Гениси! — она привстала и посмотрела на бледное лицо девушки. "Гениси!". В типи запахло свежей кровью. Мэри, чувствуя, как у нее дрожат губы, спросила: "Тетя Мирьям, что такое?"
— Унеси детей к костру, — велела женщина. "Они должны быть в тепле".
— Возьми, — она сунула в руки Мэри два свертка. Та, обернувшись, еще успела увидеть лужу крови, что расплывалась по шкуре.
Мирьям, встав на колени, массировала живот родильницы, с ужасом глядя на то, как мертвенно синеют ее губы. "Не спасти, — поняла она. "Я же видела такие кровотечения, в Бостоне. Пастушья сумка тут не растет, я искала ее летом и не нашла. Господи, бедная девочка".
— Джон, — вдруг услышала она слабый голос, — Джон…
Длинные, темные ресницы задрожали, красивая голова откинулась назад. Мирьям, все еще, упорно, нажимая на живот, — заплакала.
Она убралась, и, свернув испачканные шкуры, — обмыла труп. Гениси лежала — маленькая, тонкая, с бледным лицом. Мирьям внезапно подумала: "Она на нее была похожа. На миссис Онатарио. Та высокая только. А так — черты лица такие же. Господи, еще и семнадцати не исполнилось".
Мирьям почувствовала, как шевелится ее ребенок. Поднимаясь, она грустно сказала: "Упокой, Господи, ее душу в присутствии своем".
Она присела рядом с Мэри. Посмотрев на угревшихся, сонных детей, девушка вздохнула: "Кормилиц взять надо. Хотя в них недостатка нет, две сотни женщин в лагере, а то и больше". На них пахнуло морозным воздухом. Мирьям услышала властный голос: "Что тут?"
Дети заворочались, захныкали. Она, поднимаясь, дергая за руку Мэри, — та тоже встала, торопливо сказала: "Сын и дочь. Гениси умерла, у нее кровотечение было".
Голубые глаза усмехнулись: "Отлично, от лишнего рта избавились. Дай мне сына, — велел Кинтейл. Он взял на руки ребенка. Тот внезапно замолчал, разглядывая лицо отца. "Крепкий, — подумал Кинтейл, — здоровый мальчик, весь в меня. И с белой кожей. Глаза темные, правда, но голубоглазого мне Мирьям родит".
— Найди Меневе кормилицу, хорошую, — коротко приказал Кинтейл. "Собирайтесь, утром отправляемся дальше".
Девочка, лежа у костра, заплакала. Кинтейл, отдав сына Мирьям, наклонившись, поднял младенца. "Я ее выкормлю, — торопливо сказала девушка, — пожалуйста, я прошу вас, не надо. Это же ваше дитя…, Пожалуйста…"
— Миссис Онатарио мне говорила, — вспомнила Мирьям, — любая женщина может кормить. Тем более, у меня уже был ребенок, — она, на мгновение, закрыла глаза. Пошатнувшись, девушка велела себе: "Не вспоминай!"
— Папа, — жалобно проговорила Мэри, — не надо убивать сестричку, она такая милая. Пожалуйста, папа, — девочка опустилась на колени. Кинтейл посмотрел на хныкающего младенца. Он коротко сказал, поднимая капюшон меховой парки: "Сама будешь с ней возиться".
Он вышел. Мирьям, облегченно вздохнув, сунула девочку Мэри: "Разведи кленового сиропа в воде, и дай ей с пальца. Я сейчас пристрою Меневу у кого-нибудь, и вернусь".
Мэри, взяв флягу из сухой тыквы, налила теплой воды в деревянную миску: "Не плачь. Мы тебя вырастим".
Девочка поморгала темными, красивыми глазками, и, вытянула из шкуры крохотную ручку. Когда Мирьям откинула полог типи, она увидела, что Мэри сидит, держа младенца на коленях.
— Ей понравилось, — улыбнулась девочка. "Она спит сейчас". Мирьям вздохнула. Скинув рубашку, оставшись в одной юбке, она попросила: "Давай ее мне. Сейчас всю ночь она сосать должна, тогда молоко появится. Ты приберись, лагерь сворачивается весь, мы дальше на запад идем".
Она приложила девочку к груди: "Ничего. Двоих выкормлю, не страшно. Справимся".
— Тетя Мирьям, — Мэри остановилась с кожаным мешком в руках, — а как мы ее назовем?
Мирьям посмотрела на черные, шелковистые, прямые волосы. Девочка бойко сосала. Мирьям, улыбнувшись, подняв голову, сама не зная почему, ответила: "Мораг".
— Красивое имя, — одобрительно сказала Мэри, убирая одежду, складывая шкуры.
Ветер хлестал по лицу снежной крошкой. Мирьям поправила перевязь, где лежала девочка. Наклонившись, вдохнув запах молока, Мирьям шепнула ей: "Ты ешь, Мораг. Мы сейчас пешком пойдем, а ты спи и ешь. Не бойся". Она посмотрела на белесое, туманное, зимнее небо, на бесконечную равнину, усеянную всадниками и повозками, на черные следы от костров. Девушка обернулась — тело Гениси было уже не видно под сугробами.
— Пойдем, — Мирьям дала руку Мэри. Женщина с девочкой, проваливаясь по колено в снег, направились вслед за повозкой на запад, туда, где в метели были еле видны очертания далеких гор.
Эпилог
Иерусалим, июль 1779
Ханеле одернула подол холщового, длинного платьица, и положила на колени книгу: "Сейчас я тебе почитаю, Моше, а ты — играй". Рыжеволосый, крепкий мальчик, что сидел на расстеленном во дворе покрывале, улыбнулся, показав белые зубки. Повертев в ручках деревянную овечку, он ответил: "Бе!".
— Правильно, — улыбнулась Ханеле, — овечка. Она потянулась и погладила мальчика по длинным, чуть завивающимся волосам. "В три года его стричь будут, — вспомнила Ханеле, — папа его на север отвезет, на могилу рабби Шимона бар Йохая. Я тоже просилась, но мама Лея сказала — это нескромно, женщинам нельзя туда. Жаль, — девочка вздохнула и начала читать, — красивым, напевным голосом:
— Моше принял Тору на Синае и передал ее Йегошуа, Йегошуа старейшинам, старейшины — пророкам, пророки передали ее Великому собранию ученых. Последние дали три указания: "Судите без спешки, выводите в люди как можно больше учеников и возведите ограду вокруг Торы". Она прервалась и сказала брату:
— Это значит, что надо дополнять запреты Торы, чтобы люди по неосторожности или случайности не нарушили ее законов. Понятно?
Мальчик улыбнулся: "Да!".
— Отлично, — похвалила его Ханеле и стала читать дальше.
— Постучи, — велела пожилая женщина в платке молодой девушке, на сносях. Обе они стояли у ворот дома Судаковых.
— Мишну читает, — зачарованно сказала молодая, прислушавшись. "Ей же четырех еще нет. Но как, же это, мама? — она обернулась. "Тора же запрещает предсказания".