"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
Лея молчала, опустив голову.
Он развязал пояс капоты: "Ты помни, я стал евреем не из-за любви к тебе, Лея, а из-за любви к этому, — Степан опустил руку на книги. "А они со мной останутся всегда". Он, было, хотел еще что-то сказать, но махнул рукой: "За детьми я присмотрю".
— Из-за любви к ней, — гневно прошептала Лея, выйдя во двор, открывая ворота. "К матери Ханы. Ну что ж, — она вздернула подбородок, — раз ты так любишь своего брата, Авраам, я тебе расскажу кое-что интересное о нем. После этого и ноги идолопоклонника в моем доме больше не будет".
Женщина сцепила, зубы и быстро пошла к микве.
Аарон провел рукой по искусно вырезанным цветам на спинке кровати. В маленькой спальне пахло розами, на комоде орехового дерева стояло зеркало в серебряной оправе и флакон с ароматической эссенцией. Он оглянулся на закрытую дверь. Присев на кровать, Аарон погладил шелковое покрывало. Из гостиной доносились мужские голоса.
Задняя дверь спальни выходила в крохотный сад. Он выглянул наружу и улыбнулся — в поилке барахтались птицы, две рыжие собаки лежали под гранатовым деревом. Ратонеро поднял голову и посмотрел на хозяина. "А ты, — сказал Аарон второму псу, — по морю поплывешь. В Амстердам". Сын Ратонеро перекатился на спину и поболтал лапами в воздухе. Жужжали пчелы, из каменного сарайчика, пристроенного к стене сада, пахло свежим деревом.
Аарон прошел через сад — пять шагов. Склонившись над своим рабочим столом, он осторожно потрогал кусочек пергамента. На полке были аккуратно разложены ножи, чернила, и перья. Мужчина смешливо пробормотал себе под нос: "Всю следующую неделю даже не загляну сюда".
Он опустился на табурет и понял, что улыбается. "Дина, — подумал Аарон и представил себе ее голубые глаза. Он оглянулся и посмотрел на сад — розы расцвели, по зеленой, мягкой траве прыгали птицы. Аарон, закрыв глаза, видя перед собой ее лицо, ласково сказал: "Как ты прекрасна, возлюбленная моя, как ты прекрасна, очи твои — очи голубиные".
Иосиф разлил кофе и усмехнулся: "Всю мебель он тут сам смастерил, год занимался. А вообще — домик дешево продавали, развалина и развалина. Но, представляешь, твой брат тряхнул стариной. Пришел, кладку новую сделал, крышу поправил, очаг обустроил. Видимо, иногда его тянет руками поработать".
— Меня самого тянет, — усмехнулся Федор и тут же помрачнел: "Но как, же так с мальчиком получилось?"
Иосиф горько ответил: "Наша вина, конечно. Я в Каир ездил, с наставником, только месяц назад вернулся. Аарон в Цфате учился, на севере, у тамошнего писца. Как он оказался в Иерусалиме — пошел к кормилице. Женщина только и призналась, что мальчика крестила и францисканцам отдала, в монастырь. А там все молчали. Сам понимаешь, — Иосиф вздохнул, — не мог же я их пытать.
— Да, — Федор поднялся и прошелся по маленькой комнате. Он взял с полки серебряный бокал, и, повертев его, хмыкнул: "Еще и ребенка теперь искать. Он же мне двоюродным племянником приходится. В Риме, — он повернулся к Иосифу, — я спрашивал об отце Джованни. Осторожно, как сам понимаешь, но тоже — он развел руками, — никто ничего не сказал. Конечно, я этого так не оставлю, — Иосиф увидел, как мужчина улыбается. Взглянув на красивое, загорелое лицо, он спросил: "А что сабля? Довез ты ее до Парижа?"
— А как же, — Федор пошевелил мощными плечами и лениво потянулся: "Над камином у меня висит. Теодор, как ее увидел — у ребенка даже глаза заблестели. Три года ему уже, Марта его читать учит. Отличный мальчишка, я с ним верховой ездой занимаюсь. Так, — Федор почесал рыжие кудри, — письма я вам отдал, свой багаж сложил. Тот бедуин, мой проводник, Маджид, — будет вас ждать в полночь, у Дамасских ворот, с двумя лошадьми. В домике тоже — все в порядке".
— Волнуюсь, — вдруг сказал Иосиф. "А ты тоже — бороду отрастил, я смотрю".
— У вас тут все с бородами, да и негде там было бриться, на этом озере. В Ливорно к цирюльнику схожу. А что ты волнуешься, — он похлопал мужчину по плечу, — так это положено, дорогой мой. Зимой, как в Амстердам поедете, — рады вас будем в Париже видеть.
Аарон открыл дверь. Федор, кинув на него один взгляд, усмехнулся: "Этот — тоже волнуется. Ну, — он встал, — пора и мне переодеться. Как всегда, — он застегнул сюртук, — женщин и не увидим вовсе?"
— Нет, конечно, — Аарон, прислонился к косяку, — мы только с невестами встретимся, перед хупой, как им вуаль поднимут, а потом — только дома, после свадьбы уже. Сейчас придут, — Аарон взглянул на часы красного дерева, что висели на стене, — к ешиве нас вести.
— Все будет хорошо, — уверенно сказал Федор. Дверь хлопнула. Аарон, опустившись на стул напротив друга, задумчиво спросил: "Интересно, а он, — Аарон кивнул на дверь, — женится когда-нибудь? Все же твой ровесник, тоже тридцать лет".
Иосиф вспомнил карету на набережной Августинок, и двоих — мужчину и женщину, что стояли рядом, оба высокие, почти вровень друг другу. "Вряд ли, — он вздохнул и вдруг оживился: "Но, может быть, и повезет ему".
В дверь постучали. Иосиф, беря свою шляпу, велел: "Пошли".
— Совсем ничего не вижу, — подумала Джо. Через плотную ткань едва были заметны огоньки свечей в руках у женщин. "Аарон с Диной уже муж и жена, — тихо усмехнулась она, идя к хупе. "Правильно Ханеле сказала — Аарон первым женится".
Она семь раз обошла вокруг хупы. Оказавшись рядом с женихом, Джо вспомнила его темные глаза, в той комнате, где он приподнял ее вуаль. "Я тебя люблю, — еще успел шепнуть ей Иосиф.
Ханеле, держа за руку брата, поправив на нем кипу, отвела взгляд от бархатного, потертого балдахина и посмотрела на звездное небо. "Так положено, да, — подумала девочка. "Как господь обещал Аврааму — чтобы потомство было таким же многочисленным, как звезды. Поэтому хупу во дворе ставят. Как смешно — я потом выйду замуж за одного из них, только не вижу, за кого".
Иногда так бывало — Ханеле не могла разглядеть то, что было перед ней, все терялось в серой, плотной мгле. "Нельзя говорить плохое, — напомнила себе она и опять окунулась в дым, висящий над изрытой снарядами равниной, услышала гром пушек и ржание лошадей. Потом все исчезло. Она оказалась на пустынном, морском берегу, где кричали чайки. Высокая, тонкая женщина шла куда-то вдаль, по блестящим от прибоя камням.
— Свадьба! — радостно сказал брат и захлопал пухлыми ладошками. Он был одет, как взрослые — в маленькую, темную шелковую капоту. Ханеле рассмеялась. Наклонившись, девочка шепнула ему: "Ты тоже женишься, Моше, и я — выйду замуж".