"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
— Господи, — подумал он, — какие у нее глаза. Как самая черная ночь, с золотистыми звездами. И ресницы такие длинные.
— Непросто, — он улыбнулся, поливая устрицы лимонным соком, — все-таки, это наше первое соглашение о дружбе. Надеюсь, что султан Сиди Мохаммед проявит к нам благосклонность. Но это дело долгое, — вздохнул Дэниел, — вряд ли я раньше следующей весны вернусь.
Когда Тео внесла тыквенный пирог, он рассмеялся: "Совсем как дома. Спасибо тебе большое".
— Я подумала, — девушка стала разливать кофе, — что тебе будет приятно поесть нашей еды.
— Жареного опоссума, — расхохотался Дэниел. "Дедушка Франсуа его любил, я помню. Или рагу из белок, тут и не достать такого. Впрочем, в Бостоне тоже этого не едят. Только у нас, в горах, на юге".
— Я так рада, что у Салли и Ната все хорошо, — Тео смотрела на колеблющиеся огоньки свечей, — и матушка его на свободе, и дочка у них родилась. Счастливые.
— А ты бы — хотела детей, Тео? — тихо спросил Дэниел. "Я смотрю на Марту, дочку Фрименов, на маленького Тедди, и думаю, — а у меня, когда-нибудь, будут дети?"
— Хотела бы, — после долгого молчания ответила девушка. "Но мало у кого в театре есть семья, это сложно — возвращаться на сцену после такого. У меня была наставница, мадемуазель Ленорман, бывшая актриса, она умерла тем годом, — она ушла из театра, когда у нее дитя появилось. Только ведь, — тоскливо проговорила Тео, — я бы хотела сначала полюбить, Дэниел. Я ведь и не любила никого.
— Я думал, что любил, — он поднялся, и, расстегнув сюртук, прислонился к косяку двери, что выходила на балкон. "Кто-то рыбу удит, — подумал Дэниел, — надо же, как поздно. Господи, не могу я так. Она ведь тоже — не любит меня, опять все будет — из-за одиночества. Не надо, не надо".
— Думал, — повторил он. "Мирьям покойную, и еще одну женщину, она замуж вышла потом. Не за меня, — усмехнулся мужчина.
— Меня любил один человек, — шелковое платье зашуршало рядом с ним, запахло розами. Она оказалась рядом — высокая, вровень ему. "То есть, я ему нравилась, — Тео покраснела: "А месье Корнель? Но я его не люблю, совсем, он просто — хороший друг. И Жанна — это иное, совсем иное".
— Я тебе хочу рассказать кое-что, — тихо сказала Тео. "Я об этом никогда, никому не говорила, Дэниел".
Он слушал. Потом, взяв смуглую, изящную руку, прижавшись к ней губами, Дэниел шепнул: "Я его сам, Тео — убью. Обещаю тебе. Пусть он мой брат, он мерзавец, каких поискать, преступник, нельзя его жалеть".
На ее ресницах повисла алмазная слеза. Девушка всхлипнула: "Я тебя не просто так пригласила на ужин, Дэниел".
— Я понял, — смешливо сказал он, все еще не отрываясь от нежной кожи. "А я не просто так сказал, что хочу увидеть первый американский театр, и тебя в нем. Тео, — он поднял глаза, — Тео, не плачь, пожалуйста…"
В его объятьях было уютно, от него пахло чем-то теплым, пряным. Положив голову ему на плечо, тихо, прерывисто дыша, она сказала: "Прости меня. Я боюсь, Дэниел. Боюсь, что все будет не так, как надо. Боюсь, что тебе будет со мной плохо…."
— Это все потом, — отмахнулся Дэниел, и нежно взял ее лицо в ладони: "Ты только скажи мне — ты выйдешь за меня замуж?"
Тео помолчала. Прикусив гранатовые губы, девушка робко ответила: "Нельзя. Я хоть и свободный человек, но все равно — цветная. В колониях нас не поженят, Дэниел".
— Это будет следующая вещь, которую мы отменим, после рабства — уверил ее мужчина. "Мы можем пожениться тут, в Париже, а жить в Пенсильвании — у них разрешены такие браки, хотя я клянусь — мы избавимся от этой дикости и мракобесия во всей Америке, Тео".
— Тебе будет со мной плохо, — упрямо добавила девушка, вздохнув про себя: "И мне тоже".
— Давай я сам решу, — Дэниел привлек ее к себе. У нее были мягкие, покорные, сухие губы. Тео, откинув голову, шепнула: "А если я не захочу бросать театр, Дэниел?"
— Не надо, конечно, — он легко поднял девушку на руки, атласные туфли упали на каменные плиты балкона. Она, прижавшись к нему, услышала ласковый голос: "Не надо, Тео. Мы будем жить тут, в Париже. Я каждый вечер буду сидеть в ложе, и любоваться тобой".
— Тебе надоест, — хихикнула Тео.
— Никогда, — уверенно ответил Дэниел и понес ее в спальню.
Рыбак внизу вытащил из реки удилище: "Вот завтра и навещу родного брата. Он в "Прокопе" кофе пьет, после обеда. В комнаты к нему приходить опасно — там этот Франклин, еще наткнусь на него. А в кафе Дэниел меня не убьет, побоится. Да что это я — он вообще меня не убьет, рука не поднимется".
Мэтью взял плетеную корзину с уловом и бодро зашагал к Новому мосту.
— Хозяину отдам, — подумал мужчина, — пусть зажарит. Значит, завтра с утра — в Венсенн, к маркизу, надо будет с собой русские документы взять. Не зря я за них, столько заплатил, пусть работают. Потом повидаю старшего брата, а там и до младшего дело дойдет. Париж меня надолго запомнит, — он перекрестился на башни собора и пошел дальше.
Тео проснулась от запаха кофе. На серебряном подносе лежало несколько алых роз. Она блаженно улыбнулась, и услышала голос Дэниела: "Ты спала, а я тобой любовался, все не мог глаз отвести".
— Скоро слуги придут, — озабоченно сказала девушка, оглядывая разбросанные подушки и простыни. "Надо все это убрать, а то неудобно получится". Она вдруг спрятала глаза и пробормотала: "Дэниел, я не знала, что, так…что так бывает".
Он забрал у нее чашку с кофе. Поставив поднос на персидский ковер, Дэниел обнял ее: "Теперь так будет всегда, любовь моя". От нее пахло розами, на смуглой, нежной шее виднелись синяки, темные, спутанные волосы упали ему на плечо.
— Так хорошо, — простонала Тео, оказавшись сверху, наклонившись, целуя его. "Еще, еще хочу, Дэниел!". Он прижал ее к себе и шепнул на ухо: "Потом я тут все приведу в порядок и пойду заниматься, а ты — будешь спать. Вечером я увижу тебя в театре, а завтра мы отправимся к священнику".