"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
– Его отец убил моего отца, - напомнил себе Менева, - но нет. Хватит мстить. Надо разговаривать. Он мне родственник, дальний. Пойду им навстречу. Объясню, что мы здесь не ради убийства. У нас летний праздник, с нами женщины, дети…, - он пригласил к себе в типи вождей племен на этот вечер.
Менева знал, что ему не будут прекословить, его слово было решающим, но обычай предписывал не предпринимать ничего без одобрения братьев.
– Кофе попьем, - весело подумал Менева, - я рыбы зажарю, покурим…, Амаду охотиться отправлю. Здесь безопасно, пусть в прерии переночует. Много мужчин в типи
Он так и сказал дочери, но не стал упоминать, что собирается идти в расположение белых.
– Незачем, - Менева, смотрел, как Амада собирает седельную суму, - она дня три охотиться будет. Я к тому времени вернусь. Еще волноваться начнет, говорить, что мне два года до семидесяти…, -девушка сунула в замшевую суму книгу, Амада никогда с ней не расставалась, и две свечи. Когда ей исполнилось три года, Менева показал девочке, как зажигать свечи.
– Когда зайдет солнце, в пятницу, - сказал он, - мать твоя это делала, и дочерей своих научи.
У индейцев не было слов для дней недели, но Менева рассказал дочери, как их называют белые.
Амада свистом подозвала гнедую кобылку, и внезапно повернулась к отцу. Он стоял, в простых штанах из оленьей кожи, и таких же мокасинах, в расшитой бисером безрукавке. Серо-синие глаза улыбались.
Менева проверил, как оседлана лошадь: «Может, жениха какого-нибудь мне в типи приведешь. Держи глаза открытыми, не только бизонов замечай, - Амада, невольно, рассмеялась:
– Здесь нет никого, кроме юношей, что мы на празднике видели, папа, - она поцеловала Меневу в лоб. Дочь была выше его на полголовы. Он, с привычной болью в сердце, подумал:
– Девочка на Мирьям похожа. Что с ней, жива ли она…, - Менева проводил глазами стройную спину дочери. В седле она держалась отменно.
– У нее винтовка с оптическим прицелом, кольт, нож…, - успокоил себя Менева. «И потом, она права. Белых здесь нет, а индейцы ее все знают. Никто не посмеет приблизиться к ней. Она моя дочь»
Он еще постоял на пороге типи, следя за всадницей. Амада ехала на север, к горам. Менева закурил короткую трубку и пошел жарить рыбу, для гостей.
Джон остановил коня и посмотрел вперед. Вокруг лежала зеленая, покрытая цветами, пустынная прерия. На севере виднелись близкие очертания гор. Он погладил по холке вороного жеребца:
– Скоро повернем назад, милый. Мы, наверное, тридцать миль сделали.
Джон сам вызвался пойти в разведку. Когда они приехали в гарнизон, дядя Дэниел определил его рядовым в кавалерийский полк Кастера. Командир, услышав, что Джон, граф и наследный герцог, расхохотался:
– Ты в Америке, рядовой Хантингтон. Будешь подчиняться приказам командира. Понятно?
– он внимательно посмотрел на Джона.
Подросток кивнул: «Я знаю, что такое военная дисциплина, господин полковник». Кастер сам был невысокий, немного кривоногий, с прямой, жесткой спиной. Он повертел Джона туда-сюда и ухмыльнулся:
– Тебе в кавалерию прямая дорога. Маленький, легкий…, Пошли, - приказал Кастер, - посмотрим, каков ты в седле. Генерал тебя хвалит, однако, он все-таки разведчик, а не кавалерист.
Полковник остался доволен Джоном. Его записали в первый эскадрон. Он оказался самым младшим из солдат, хотя здесь воевали и
– Они у себя на юге лошади в глаза не видели, - лейтенант Мак-Дональд показал подростку его место в палатке, - они десять лет назад хлопок на плантациях собирали. Командиры у них белые, - прибавил лейтенант: «В Вест-Пойнте учатся чернокожие кадеты, однако они только неграми будут командовать».
– Почему?
– удивился Маленький Джон: «Какая разница? Если офицер хороший, то не все ли равно…»
Мак-Дональд закашлялся, подавившись дымом папиросы:
– Ты англичанин, тебе этого не понять. В Библии об этом написано. Белая раса превосходит всех остальных по развитию, негров, желтых, индейцев…, - мужчина пренебрежительно повел рукой: «Мы должны ими руководить. Противоестественно, чтобы негр командовал белыми. Такого никогда не случится. Индейцы, - Мак-Дональд повертел свой кольт, - они отличные наездники, и люди смелые. Однако мы с ними воюем, и будем продолжать, пока не приведем всех к покорности».
В Монтане, в лагере полка, Джон узнал, что его дядя Дэниел весь последний год руководил стычками армии с индейцами сиу. Они были в последнем оплоте индейцев. На северо-западе страны, среди бескрайней прерии и неприступных гор, собрались те, кто хотел защищать свою землю.
– Они не перед чем не останавливаются, - недовольно заметил его командир, Мак-Дональд, - снимают скальпы, кастрируют пленников…, Люди без жалости. Ты осторожней, - он указал на запад. Ходили слухи, что на реке Литтл-Бигхорн собралось много индейцев. Дядя Дэниел сказал Джону:
– Идет война. Они, наверняка, стягивают силы, чтобы напасть на нас.
Генерал Горовиц раскурил сигару: «Поезжай на запад и веди себя внимательно. Твоя задача, проверить, верны ли сведения, что нам принесли скауты».
Полотнище шатра было откинуто, ржали лошади, труба звала солдат к завтраку. Пахло хорошим кофе, табаком, свежей травой прерии. В лагере располагалось больше трех тысяч человек, а во всей Монтане, как услышал Джон, число солдат превышало десять тысяч.
– Иначе нельзя, - объяснил ему дядя Дэние по дороге в Монтану, - мы ведем борьбу с индейцами, не признающими законного правительства. Они являются угрозой для нашей безопасности. Нам надо покрыть Америку сетью железных дорог, разрабатывать золотые и серебряные рудники, а не цепляться за устаревшие, дикие обычаи племен, - дядя презрительно оттопырил нижнюю губу.
Генерал Горовиц брился перед походным зеркалом.
– Отличная у дяди Дэниела фигура, - незаметно вздохнул Маленький Джон, - и он выше шести футов ростом.
Дядя был в кавалерийских, светло-голубых бриджах с песочного цвета лампасами, в льняной, свежей рубашке. На походную койку он бросил такой же, светло-голубой китель. Дэниел ополоснул золингеновскую бритву с рукояткой слоновой кости в медном тазу:
– Временно разжаловал самого себя до полковника. Здесь военный лагерь, надо носить форму, а генеральский наряд взять неоткуда, - он вытер крепкую, загорелую шею холщовым полотенцем и причесал светлые волосы. Запахло сандалом. Дядя натянул китель, и пробежался пальцами по пуговицам: