"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
– Наш предок сюда в семнадцатом веке приплыл, из Бразилии, спасаясь от инквизиции. До этого они в Амстердаме жили, в Польше…, Кроме меня и Джошуа, никого из Горовицей не осталось, однако у нас есть сыновья, - он выпустил сизый дым к потолку, - никуда наш род не исчезнет, я обещаю. Этот Хаим Горовиц и кинжал в Америку привез. Он у тети Мирьям раньше был, а теперь у тети Бет, в Сан-Франциско. Ты его увидишь, - пообещал генерал Горовиц.
Амада сказала Джону, что тоже пришла в лагерь безоружной.
– У меня Библия с собой, -
Джон посмотрел на загорелую, гладкую щеку кузины, на темные косы, спускавшиеся на спину, в замшевой рубашке. Ему надо было дождаться смены караула, но юноша решил:
– Ерунда. Все равно никого нет. Отведу кузину к дяде Дэниелу, он рано встает. Все будет хорошо…, - он велел себе отогнать мысли о мокрой земле в командирской палатке, о крови на светло-голубом кителе.
Генерал Горовиц действительно встал рано. Они с Кастером собирались сразу после завтрака начать учения. Он стоял у подвешенного на колья палатки походного зеркальца, аккуратно соскребая щетину опасной бритвой. Вестовой принес первую чашку кофе. Дэниел брился и думал, что надо навестить Меневу на гауптвахте. Индеец должен был прийти в себя. Вчера вечером, сидя над картой местности, Дэниел, в сердцах, сказал Кастеру:
– Когда я уезжал из Вашингтона, президент мне велел узнать как можно больше о проклятии Текумсе и Меневы. Менева был его отец. Наверняка, этот мерзавец, - Дэниел кивнул в сторону выхода из палатки, - может нам что-то сказать.
Кастер ухмыльнулся: «Президенту Гранту незачем волноваться. Год, когда он был избран, на двадцать не делится». Он почесал черные, пропотевшие волосы: «Вообще, все это слухи, сплетни, ерунда…»
Дэниел тоже так считал. Генерал Горовиц не верил в мистику, а тем более в индейские проклятия. Он знал, что дядя Исаак Судаков, на Святой Земле, занимается Каббалой, но пожимал плечами:
– Если кому-то охота тратить на это время, пожалуйста. Есть Тора, есть Талмуд, а остальное…, - он презрительно хмыкал. Джошуа, однажды, мягко заметил:
– Ты не можешь отрицать, что бабушке Мирьям, Хане Судакове, за сто лет перевалило. Такое редко случается, Дэниел…., - рав Горовиц замялся. Дэниел отрезал:
– Долгожителей много. Дядя Питер Кроу умер после ста лет. Он Каббалой совершенно точно не занимался. Не говори мне, - Дэниел внимательно взглянул на Джошуа, - что ты в это веришь. Ты образованный человек…, - рав Горовиц отвел глаза и заговорил о чем-то другом.
Они с Бет никому об этом не рассказывали. Когда родилась Батшева в Чарльстоне, они написали дяде Исааку, приложив конверт для Ханеле. Ответ пришел в Сан-Франциско:
– Тетя передала вам письмо с паломниками, из Одессы, - читали они красивый почерк дяди Исаака, -думаю, что вы найдете то, о чем просили.
Они не просили об амулете.
– Это для спокойствия, - улыбнулся Джошуа, кладя пергамент в свою Тору. Иногда он даже забывал о том, что в ней лежит. Открывая книгу, рав Горовиц думал:
– Я его не найду. Бабушка Хана предупредила, что он сам исчезнет. Конечно, законы физики…, - амулет пока что оставался на месте. Бет смеялась: «Значит, не все дети еще родились, что должны на свет появиться, милый».
– Все равно, - вздохнул Дэниел вчера, выслушав Кастера, - это приказ президента, надо его исполнять. Утром я поговорю с этим Меневой.
Он вытер лицо холстом, надел свежевыстиранный китель, и потянулся за ароматической эссенцией. Генерал Горовиц услышал с порога палатки робкий голос: «Дядя Дэниел…».
– Этому что здесь надо? Еще семи утра нет, - поморщился Дэниел. Генерал вспомнил расписание смены часовых: «Он должен на посту находиться, его в семь сменяют. Я его отправлю на гауптвахту. Племянник или не племянник, а дисциплина для всех одна».
Рядом с мальчишкой стояла девушка, высокая, стройная, темноволосая, в индейском наряде. Дэниел сразу понял, что она полукровка. Глаза у незнакомки были большие, голубые. Он подумал:
– На Мирьям похожа, странно. Стать такая, гордая. Очень хорошенькая. Это мальчишка ее, что ли, сюда провел? Он точно сядет на гауптвахту. Здесь военный лагерь, надо помнить о дисциплине.
Он так и сказал рядовому Хантингтону. Юноша даже не успел открыть рот.
– На трое суток, - распорядился Дэниел, - за самовольное оставление поста. Полковник Кастер, -громовым голосом позвал Дэниел. Полог, отделявший вторую половину шатра, заколыхался. Кастер велел Джону: «Сдайте оружие, рядовой».
Граф Хантингтон почувствовал, как Амада быстро пожала ему руку. Он услышал свистящий шепот: «Не волнуйтесь, кузен, и простите меня, пожалуйста. Приезжайте к нам в гости, в горы…»
– Это ничего, - одними губами сказал Джон, когда его уводили двое конвоиров. Он тяжело вздохнул: «Она девушка…, Дядя Дэниел ее выслушает, обязательно. Она наша родственница…»
Дэниел, действительно, слушал. Девчонка прижимала к груди потрепанную суму. Она горячо говорила, что ее отец не хотел ничего плохого, что он старый человек, и больше не воюет, что индейцы собрались на летний праздник, что в лагере женщины и дети. Генерал Горовиц пристально рассматривал длинные ноги в замшевых брюках, маленькую грудь, стройную шею.
– Отлично, просто отлично, - думал он, - ей лет пятнадцать, шестнадцать. Наверняка, девственница. Можно даже не сомневаться. Все устроилось, как я и хотел.