"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция

Шульман Нелли

Он кивнул на подъехавшего к ним юношу: «Ей тоже пятнадцать. Она сегодня убила два десятка ваших солдат. Сейчас я сниму с тебя скальп, и ты сдохнешь, как сдохли все, кто пришел сюда, на нашу землю, с войной».

Джон заставил себя поднять глаза. Она коротко остригла волосы, и казалась мальчишкой. Руки девушки покрывала кровь, на замшевом ремне болталось несколько скальпов. Глаза у кузины были холодные, пристальные. Она коротко сказала что-то на незнакомом языке. Индеец убрал нож от головы Джона.

– Уходи отсюда, - Амада перегнулась в седле и взглянула на жалкое, мокрое от слез, испачканное рвотой лицо.

От него пахло страхом. Девушка заметила, что его солдатские бриджи потемнели между ног. Он стоял на коленях, не пытаясь высвободиться.

– Уходи, - повторила Амада, - и забудь, что ты меня видел.

Вокруг них собирались индейцы. Она, не обращая внимания на Джона, приподнялась в стременах:

– Меня зовут Лесная Роса Маккензи, и я сегодня отомстила за своего отца! Я буду мстить дальше, обещаю! Пока стоит небо и земля, мой народ не подчинится белым, это говорю вам я, его вождь…, -Джон не понимал языка. Юноша повторял себе:

– Она меня спасла, спасла…, Она сама убивала людей, солдат, офицеров…, - он кинул взгляд в прерию. Кто-то из раненых пытался подняться. Индеец, что хотел оскальпировать Джона, почти не целясь, метнул томагавк. Топорик вонзился человеку между лопаток. Раненый коротко застонал, и упал обратно в траву.

Кузина даже не посмотрела в ту сторону. Она тронула коня, направившись, в окружении других воинов, на запад. Высокий индеец, наклонившись, ударил Джона по лицу. Светловолосая голова мотнулась, Джон свалился на бок. Индеец, спокойно, проехал копытами коня по его руке. Джон услышал, как ломается кость. Перед его глазами встало темное облако боли. Он вошел туда, почти с радостью.

Неистовый Конь догнал Амаду:

– Я могу остаться с тобой, Лесная Роса. Помочь довезти тело Меневы домой, пожить у тебя в типи…, А потом вернуться сюда, - он обвел рукой прерию, - здесь мой народ. Ты вождь своего народа, тебе нельзя их бросать, - Амада, с удивлением, увидела, что лакота немного покраснел.

– Поживи, - согласилась девушка и посмотрела вперед. Прерия была усеяна трупами белых.

– Так теперь будет всегда, - твердо сказала себе Амада, - пока я жива.

Она пришпорила лошадь. Вода Литтл-Бигхорн немного покраснела. Амада проводила взглядом тело, плывшее вниз по течению.

– Папа был бы доволен, - подумала девушка, и обернулась: «Поторапливайтесь. Надо до заката уйти дальше, на запад».

Джон очнулся от лая койотов. Солнце опускалось. Он присел, закусив губу от боли:

– Амада была здесь, я помню…, Полка больше нет, индейцы его вырезали…, Мне руку сломали, хорошо, что левую, - Джон заставил себя распутать правой рукой лассо. Шатаясь, он поднялся на ноги. Он был один, во всей бескрайней прерии. Наверху слышались хриплые крики стервятников.

– Мертвечину чуют, - мрачно понял Джон. Осмотревшись, он внезапно, отчаянно, закричал: «Нет!».

Пика воткнули в землю, на ней висела оскальпированная, с выколотыми глазами, голова дяди. Вокруг жужжали мухи.

– Вот голова Олоферна, вождя Ассирийского войска, Господь поразил его рукою женщины, - вспомнил Джон. Он разрыдался, глядя в изуродованное, посиневшее, распухшее лицо. Джон пошел на восток, глотая слезы, спотыкаясь о трупы. Над ним темнело огромное, вечернее небо прерии.

Сан-Франциско

Лубок

Маленькому Джону наложили в Монтане. Ранним утром, после резни, его отыскал в прерии кавалерийский разъезд из двигавшегося вслед за ними соединения. Юноша не помнил, как он упал в траву. Джон знал только, что он шел, пока у него хватало сил. Он старался не вспоминать о скальпах, об окровавленных руках кузины, о голове дяди, торчавшей на пике. У юноши был жар. Он простудился во время ночевки в прерии. Его привезли в лагерь, и отправили к хирургу. В опиуме Джону отказали, его держали для тяжелораненых и операций. Врач налил юноше полный стакан дешевого, кукурузного виски, и бесцеремонно засунул между зубами деревяшку. Перелом оказался несложным. Джону пообещали, что до Сан-Франциско рука начнет действовать. Так оно и оказалось.

Джон все равно просыпался в поту, каждую ночь. Он стонал, видя оскальпированные головы, кровь на траве прерии, слыша крики раненых. Санитар хмуро сказал ему:

– Это пройдет. Я два десятка лет в армии, видел таких выживших, как ты. У всех кошмары. Надо потерпеть, - негр присел на койку Джона:

– А пить не надо. Тебе всего пятнадцать, не стоит сейчас начинать..., - он, внезапно, погладил юношу по голове. Джон всхлипнул: «Они мне снятся, все время».

– Знаю, милый, - кивнул негр.

– Я при Геттисберге раненых с поля выносил. Мне тоже все это снилось, долго, - санитар стал приходить к нему ночью. Джон просыпался, что-то крича, прося его пощадить. Негр ласково держал юношу за руку и мурлыкал тягучие, южные песни. Джон сворачивался в клубочек, накрывался с головой одеялом, и слушал тихий голос санитара. Ему становилось легче.

Его допросила военная разведка. Джон ничего не сказал об Амаде. Из полка, кроме него, никто не выжил. Джон это знал, и молчал. Он описал того индейца, что хотел снять с него скальп. Офицер вздохнул, покусав карандаш:

– Неистовый Конь, вождь лакота. Он себе с десяток расстрелов заработал. Надеюсь, когда-нибудь мы его прикончим.

Индейцы пропали. Армия обшарила всю равнину рядом с Литтл-Бигхорн, не найдя ничего, кроме остатков лагеря.

– Здесь, на карте, белое пятно на белом пятне, - хмуро сказал ему дознаватель, - на западе горы, на севере тоже. Граница с Канадой не охраняется..., Их теперь можно всю жизнь искать, этих индейцев.

– И не найти, - закончил про себя Джон. Юношу, вместе с гробом и военным конвоем, отправили в Солт-Лейк-Сити. Его ждал дядя Джошуа. Горовицам, как ближайшим родственникам покойного, Джошуа, как раввину, немедленно послали телеграмму. Джон увидел добрые, серо-синие, в едва заметных морщинах глаза дяди, и расплакался. Дядя Джошуа обнял его:

– Не надо, не надо, милый. Тетя Бет ждет, дети тоже..., Побудешь у нас. Потом поедем в столицу, на похороны. Военное ведомство все организует. Я дал телеграмму твоей матери. Она взяла билеты на пакетбот, что из Ливерпуля отходит. Отец твой в Дублине на него садится, и сестра твоя приедет..., -Джон шмыгнул носом, и, невольно, подумал:

– Даже папе удалось вырваться. Хотя он, наверное, все равно по работе что-то будет делать. Он никогда еще в Америке не был.

Гроб они оставили в Солт-Лейк-Сити. Его должны были погрузить на тот поезд, где собирались ехать вдова генерала, семья Горовицей и Маленький Джон.