"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
– Это мои люди, Питер, моя семья. И мисс Нукке, - он покраснел, - кажется, нравится, когда я с ней время провожу. Конечно, я не красавец..., - он взглянул на Петю и юноша вздохнул:
– Разве это главное, Арне? Ты хороший человек, и она это видит. Ладно, - Петя опустил руку в прохладную, ласковую морскую воду, - старик мне обещал, что осень теплой будет. Мы успеем до факторий добраться.
– Его Нанук зовут, - уважительно заметил боцман, - белый медведь. Он и вправду, похож. Он мне сказал, что долго на острове живет.
Петерсен ловко вел лодку вдоль каменистого берега:
– Я тоже долго проживу. Здесь хорошо..., -
Петя заставил себя не думать о ребенке.
– Я не люблю ее, - сказал себе юноша, - на корабле..., это было ошибкой. Но если появится дитя, я должен на ней жениться, обязан..., - Мирьям почти с ним не говорила.
– Хорошо, - повторил Петя, и отчего-то положил руку на свой крохотный, играющий изумрудами крестик. Он закончил увязывать груз. Петерсен помог Мирьям зайти в умиак. Петя увидел на ее шее блеск золотой цепочки медальона. Она была в летней парке, черные косы уложены узлом. Мирьям сидела, положив на колени клинок мужа.
– Будет мальчик, - упрямо сказала себе женщина, - Николас Фрэнсис. Он вернется сюда, найдет Северо-Западный проход и привезет Стивена домой. Я в это верю.
С тех пор, как умер муж, Мирьям каждую ночь просыпалась в слезах. Маге и Акикук утешали ее, пытались напоить какими-то травами, но женщина отказывалась. Она просила:
– Бабушка, скажи, что мне делать дальше..., Пожалуйста, я не знаю, не знаю, куда мне идти..., Если у меня будет дитя..., - мягкая рука легла на ее лоб. Бабушка вздохнула:
– Твоя дочь будет счастлива. И твои потомки тоже. А ты..., - Ханеле помолчала, - ты постарайся больше не делать ошибок.
– Не буду, - твердо велела себе Мирьям.
– Надо добраться до Сан-Франциско, дать телеграмму Моше, о смерти отца. Надо вернуться в Лондон и практиковать..., Растить дитя..., - она закрыла глаза и услышала голос старика: «Отправляйтесь, сынок. Погода хорошая, и долго такой останется».
Петя пожал ему руку, и обнял боцмана:
– Удачи тебе. Мисс Нукка, - весело добавил юноша, - присматривайте за Арне.
Она нежно зарделась и рассмеялась: «Непременно. Хорошей вам дороги, мистер Питер».
Старик и Арне оттолкнули лодку от берега. Петя, стоя в умиаке, спохватился:
– Как я узнаю, куда плыть? Здесь течения, мели..., И потом, на суше..., - вместо ответа старик указал на чайку, что вилась над морем:
– Следуй за ней. А потом, на юге, помнишь белую куропатку?
Петя кивнул.
– Она вас найдет, - старик улыбался, - и отведет, куда надо.
Петя помахал им, троим, стоящим на берегу. Юноша вывел умиак, через прибрежные камни, на простор большой воды. Он поднял глаза. Чайка, раскинув крылья, полетела на юг. В открытой воде пролива гуляли легкие волны. Петя оглянулся. Берег почти пропал из виду. Он крикнул: «Прощайте!». До него донесся голос старика: «Все будет хорошо, сынок!». Петя направил лодку дальше.
Эпилог. Северная Канада, форт Чиппевьян, март 1873 года
Тяжелые, деревянные ставни библиотеки были наглухо закрыты. За ними завывал ветер. В уютно пахнущей деревом и старой бумагой комнате, было тепло. В большом, сложенном из валунов камине, горел огонь. Петя отхлебнул горячего чая из оловянной кружки. Мужчина, напротив, почесал черную, в седине бороду:
– Письма, мой дорогой Питер, раньше лета
– Он хотел, чтобы трапперы, вояжеры, индейцы, книги читали, - Саймон затянулся трубкой.
– Компания Гудзонова залива школу основала, для индейских детей. Я сам в ней учился, я полукровка, - просто добавил Саймон, - мой отец, пока мехом торговал, деревенскую жену завел. У нас так говорят, - охотник усмехнулся.
– Потом уехал на восток. Мать с нами пятерыми одна осталась. Ничего, подняла нас на ноги. И родственник твой, отец Пьетро, здесь преподавал, - Пете рассказали о и святом отце, и о вожде Меневе. Он, оказывается, тоже бывал на озере Атабаска.
– Великий человек, - уважительно, сказал мистер Саймон: «Если бы в Америке, в конгресс, индейцев пускали, он бы там заседал. Но ведь такого никогда не случится.
Петя вспомнил прошлогоднюю газету, что он прочел здесь, в библиотеке.
– Негры в Сенате есть, и в Палате Представителей, - весело сказал юноша, - мистер Ревелс, мистер Рейни, из Чарльстона..., - Саймон покачал головой:
– Негры в Америке такие же граждане, как и все остальные. А индейцы..., - он махнул в сторону юга: «Они не успокоятся, пока всех в резервации не загонят».
О Меневе хозяин фактории говорил уклончиво. Петя понял, что индеец и его племя живут в каких-то, неприступных горах, куда не ступала еще нога белого. Впрочем, сухопутная дорога в Калифорнию была хорошо разведана.
– Вам, с ребенком, в фургоне трястись незачем, - сварливо сказал глава фактории, - доедете до форта Ванкувер. В Сан-Франциско по морю отправитесь. Это быстрее.
Осень, как обещал Пете старик, действительно стояла теплая. Они шли вниз по реке, впадавшей в Большое Невольничье озеро. Оттуда, как понял Петя, объясняясь на пальцах с инуитами, им надо было добраться до озера Атабаска, на факторию компании Гудзонова залива. Инуитов они встретили, оказавшись на континенте. Они направлялись на юг, и сразу предложили взять Петю и Мирьям с собой. Он сидел на носу каноэ, глядя на бесконечную, покрытую мхом, северную равнину, на стада оленей. Мирьям с ним почти не говорила. Она готовила еду, рыбачила вместе с другими женщинами, спала в женском каноэ. Они ночевали под перевернутыми лодками. Петя видел в голубых, прозрачных глазах какую-то грусть.
Петя не знал, что Мирьям думала не о том ребенке, которого она носила, ей это стало понятно, когда они пошли на юг, а об Авитали. Оказавшись в форте Чиппевьян, женщина услышала, что Менева бывал здесь. Мирьям осторожно поинтересовалась у мистера Саймона, один ли приезжал индеец. Хозяин рассмеялся:
– Воинов пять десятков, миссис Кроу, с собой привез, и дочку свою, Амаду. Боевая девочка. Ей тогда девять лет исполнилось, а на коне лучше многих скакала, из лука стреляла, из ружья..., И читать умеет, - добавил Саймон, - и писать. Она здесь много времени проводила, - он обвел рукой библиотеку. Мирьям сидела, в просторном, индейском платье из тонкой замши, в меховых мокасинах. Волосы, заплетенные в косы, падали на плечи.