"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
– И я..., - губы капитана разомкнулись, - я тоже..., Жалко, так жалко умирать..., - он заплакал. Крозье вытер слезы с его лица:
– Я жену твою позову, сынок. Пусть она с тобой посидит, перед тем, как..., - он не закончил и поднялся. Маге ждала его в снежном коридоре, соединявшем два иглу, его и дочери. С тех пор, как Акикук выросла, и присоединилась к матери, Крозье держал это иглу для гостей. Дочь жила в нем, когда навещала стойбище. Жена посмотрела на его лицо и прижала большую ладонь к своей прохладной, мягкой щеке: «Мне
Крозье знал, что жена его переживет, Ему было за семьдесят, а сколько лет было Маге, он не спрашивал. Она уже четверть века выглядела на, те же самые тридцать, как и тогда, когда они впервые встретились. Маге, однажды, сказала ему:
– Моя мать перед смертью постарела, мгновенно. Я помню. Выполнила свой долг, и ушла. Так же и со мной будет, - Крозье поцеловал ее:
– Торопиться не надо, милая. Побудь со мной, и девочка..., - он посмотрел на Акикук, что играла с деревянными фигурками зверей, - девочка еще не выросла…,
Дочь засмеялась и звонко сказала: «Папа! Медведь!». Маге кивнула:
– Да, она еще не скоро ко мне присоединится,- они посидели, обнявшись, глядя на светлые косы дочери.
Племя звало его Нануком. Крозье знал, что никто из стойбища понятия не имеет, кто он такой. Здесь было не принято спрашивать, откуда пришел человек. К ним почти никто и не попадал сам. Этого места не было на картах, корабли сюда не заглядывали.
– И не будут, - Крозье, принял от юноши нарты, - никто нас не найдет, никогда. Они об этом всегда заботились.
Их было, насколько понял Крозье, несколько десятков, мужчины и женщины. Они навещали свои семьи в стойбище. Некоторые дети потом присоединялись к родителям, но всегда приходили в гости. Они вели себя так же, как и все, только не охотились. Крозье тоже отвык охотиться, обходясь одной рыбой. Маге рассказала ему, что еще давно кое-кто из них ушел на запад, и обосновался на островах, в океане. Она говорила, что и на востоке есть такие же люди, как они сами.
– Наверное, - рассмеялась жена, - мы все происходим от той женщины, не такой, как все, что в Гренландии жила.
Нарты были собраны на совесть. Крозье так и сказал мальчику. Юноша покраснел.
– Пойдем, - подтолкнул его капитан, - Нукка вас чаем напоила, я знаю. Теперь с моей семьей его выпьешь. А где приятель твой, Арне?
– поинтересовался капитан.
– На рыбалку отправился, вместе с Нуккой, - честно признался Петя. Старик поднял седую бровь: «Это хорошо». Они постояли, любуясь океаном, а потом, нагнувшись, забрались в подземный коридор, ведущий к иглу. Петя не стал спрашивать, зачем старику нарты.
Мирьям присела рядом с мужем. Пока она спала, за Стивеном поухаживали, вымыли его, смазали ожоги каким-то снадобьем. Мирьям вспомнила, как Маге задержала ее руку в своей теплой ладони:
– Мы ничего не можем сделать, милая. Вы просто побудьте с ним, пока..., - женщина не закончила. Мирьям увидела
– Стивен, - шепнула Мирьям, - Стивен, милый мой..., Я здесь. Не шевелись, не надо, тебе больно...
– Не так…, - губы разомкнулись, и капитан Кроу с усилием открыл глаза. У нее было отдохнувшее лицо. Стивен попытался улыбнуться.
– Я не скажу ей, - подумал он, - не скажу. Все равно, никто не поверит. Капитан Крозье обещал показать мне что-то, сегодня ночью. Дожить бы..., Доживу, - велел себе Стивен и пошарил рукой по шее: «Медальон, любовь моя..., Клинок..., забери...»
– Моше отдать?
– всхлипнула жена. Стивен, чуть заметно, покачал головой:
– Вдруг..., Господь нам даст ребенка, Мирьям..., вдруг получится..., - он отогнал от себя другие мысли. Не след было думать о таком в смертный час.
– Я ее простил, - подумал Стивен, - простил. И его тоже. Пусть все будет хорошо, Господи. Надо ее попросить. А если она догадается?
– капитан почувствовал, как он устал, и ощутил ласковое прикосновение рук жены. Она снимала с его шеи медальон. Тусклое золото блестело в свете лампы, арабская вязь вилась по крышке.
– Ты любовь моего сердца и моей души, да хранит тебя Господь, Мирьям, - услышала она шепот мужа и кивнула: «Если будет дитя, я ему отдам..., ей...»
Они давно решили назвать девочку Антонией, а мальчика Николасом. Мирьям легла, обнимая мужа, устроив голову на плече. От ее черных волос пахло солью. Стивен нашел в себе силы легко, мимолетно прикоснуться к ним губами. «Мальчика..., - выдохнул он, - назови Николас Фрэнсис, пожалуйста...»
– Капитана Крозье звали Фрэнсис, - вспомнила Мирьям. Женщина поцеловала холодные пальцы мужа:
– Обязательно, милый. Я все ему расскажу, все..., - Мирьям заставила себя не плакать. Она лежала, ощущая щекой, как медленно, слабо бьется сердце капитана Кроу.
Капитан Крозье дождался сумерек. Летом, здесь, они были нежными, на небе играло зеленоватое сияние. Он, сидя с дочерью у озера, услышал вдалеке чей-то смех. Акикук пригляделась:
– Это Нукка и гость ее. Гуляют еще, - дочь прижалась головой к его плечу: «Гостем, он, конечно, не останется».
– Это хорошо, - добродушно заметил капитан Крозье, - нам люди всегда нужны. И он молод, ему тридцать только..., - девушка вздохнула:
– А второй, папа..., он уедет.
Голубые глаза погрустнели, Акикук взглянула на отца. Крозье поцеловал белую, мягкую щеку:
– Уедет. Но придет кто-нибудь еще, это я тебе обещаю. Или ты, - он усмехнулся, - как мать твоя, сама его найдешь. Зима скоро, а ты у меня все видишь, все знаешь...,- он тогда, на берегу реки Бака, подумал, что к нему явился ангел. Ангел был в тяжелой, зимней парке, и гренландских сапогах. Осень в том году стояла холодная.