"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
– Стивен..., Стивен, это я..., Со мной все в порядке, не волнуйся.
Ресницы дрогнули и он простонал:
– Мирьям..., хорошо..., Очень больно, очень..., - женщина коснулась ладонью его лица. Оно было не тронуто огнем:
– Потерпи, милый. Петерсен спас немного опиума. Я тебе дам его и будет легче, обещаю.
Она всегда так говорила с больными, со времен работы сестрой милосердия. Врачи хвалили ее за терпеливость, за ласковый, успокаивающий тон.
– Я тебя осмотрю, - Мирьям приподняла парку, - наверняка, можно что-нибудь сделать.
Сделать
– Половина тела обожжена. Только голова, руки и плечи нетронуты. Все, что ниже..., - вслух, она сказала:
– Петерсен принесет холст. Мы сделаем сани, и устроим тебя удобнее. Здесь холодно, милый. Это хорошо для ожогов.
– Не думай ни о чем, - приказала себе Мирьям:
– Это пациент, как все остальные. Не думай о Петре, не думай, что он приказал не говорить экипажу о болезни..., Стивен все равно умрет. Просто будь рядом с ним. Это твой долг.
Она положила узкую, изящную ладонь поверх большой, горячей, руки мужа. Стивен почувствовал прикосновение прохладных пальцев. Он попросил, напрягшись, стараясь не стонать:
– Мирьям..., Потом..., возьми медальон, возьми клинок..., Может быть..., - он не закончил и ощутил на своих щеках слезы. Капитан Кроу плакал.
– Может быть, дитя..., - пронеслось у него в голове..., - Господи, как жалко, умру и не узнаю..., Юджинию не увижу..., Как жалко уходить...
– Не надо, - жена поцеловала его в щеку: «Не думай об этом, милый. Выпей опиума и просто отдыхай».
– Не бросай..., - искусанные губы опять зашевелились, - не бросай меня, Мирьям, пожалуйста..., - муж всхлипнул. Она, аккуратно помогла ему проглотить опиум: «Спи. Я здесь, я с тобой».
Стивен впал в забытье. Мирьям, поправив на нем парку, встала. Надо было помочь Петерсену. Они долго бродили вокруг догорающего корабля, осторожно ступая на трескающийся лед. Они раздели мертвых, подобрали кое-какие банки с консервами, покрытые гарью. От «Ворона» остались одни тлеющие обломки, и Петерсенпошел в трюмы. Он принес немного холста и канаты. Они долго сидели с Мирьям, пытаясь сделать грубые сани. В конце концов, Петерсен сказал:
– Хоть бы до инуитов добраться. Хорошо, что понятно куда идти, хоть здесь и туман везде, - боцман проверил упряжь: «Миссис Мирьям, а капитан...»
Она покачала головой:
– Это вопрос времени, мистер Петерсен. Я, конечно, буду облегчать его страдания, - Мирьям бросила взгляд на оружие, что они подобрали, несколько винтовок и кольтов. Рядом стоял случайно уцелевший ящик с амуницией.
– Нельзя, - сказала себе женщина, - даже если он будет меня просить, все равно, нельзя. Если бы мы вдвоем шли, я бы все сделала. Здесь Петерсен, надо не уронить честь британцев. Господи, помоги нам...
– Мы можем охотиться..., - Петерсен надел упряжь и подождал Мирьям, - если, конечно, дичь какая-нибудь появится..., - они, молча, тянули сани с наваленной одеждой, кусками дерева, оружием и консервами. На лед наползал тяжелый, темно-серый туман, холодало. Мирьям, обернувшись, увидела черную полынью. На гладкой поверхности
Боцман отер голубые, слезящиеся на морозе глаза:
– Ее больше нет, капитан. Простите..., - он осторожно прикрыл Стивена шкурами. Капитан сказал себе: «Я выживу. Я должен выжить. Я вернусь сюда, и пройду этот путь до конца. Мирьям меня спасет, я в это верю». Жена наклонилась над ним:
– Вода у мистера Петерсена есть. Мы скоро окажемся на суше, обещаю. Выпей, - она смочила его губы раствором опиума, - выпей и спи.
Они перевязали груз на санях канатами. Петерсен позвал:
– Давайте отправляться, миссис Мирьям. У нас не меньше, тысячи миль впереди. К сентябрю надо оказаться как можно южнее. До ночи хоть немного, а пройдем.
Мирьям и Петерсен медленно тащили сани по слежавшемуся, плотному, усыпанному пеплом снегу. Они вскоре пропали в густом, зябком тумане. Белая куропатка вилась над полыньей, а потом устроилась на паровой трубе. Птица, замерла, покачиваясь, сложив крылья, будто ожидая чего-то.
Старик не сказал Пете, куда они плывут. Умиак шел на юго-восток, по открытой воде. Петя увидел впереди пелену густого, серого тумана.
– Опять дымка, - подумал юноша, - может быть, это какая-то природная аномалия? И здесь холодно. Холоднее, чем в стойбище. Вот почему он зимнюю парку надел, - Петя поежился. Старик, легко выпрыгнув на лед, вскинул голову, будто к чему-то прислушиваясь. Из белесой дымки донесся клекот птицы.
– Ты все поймешь, - старик, разбирая лодку, вынул из нее остов нарт. «Позже, - он повел рукой в сторону шкур, - а сейчас помогай мне». Петя скрыл вздох. Нарты оказались большими, рассчитанными на несколько человек.
– И лодку он большую взял, - Петя следил, как старик ловко запрягает в нарты собак, - он собирается еще кого-то в стойбище привезти? Или он просто едет по своим делам, и заодно покажет мне дорогу на юг?
– Петя взглянул в ту сторону, где должен был быть юг. В сорока футах ничего не было видно. Собак было шестеро, вместе с псом старика. Они слаженно тянули сани. Старик восседал на них с острой палкой в руке, напевая себе под нос.
Петя прислушался. Песня была на незнакомом языке. Юноша вспомнил, как его светлость, в Банбери, играл детям на гитаре.
– Это по-ирландски, - усмехнулся герцог, - я в Дублине, немного нахватался. Лучше с ними говорить..., -Полина бросила на мужа предостерегающий взгляд и он замолчал.
– Он ирландец, - сказал себе Петя, - не англичанин. Он, наверное, в британском флоте служил. Как Петерсен. Он в двенадцать лет юнгой впервые нанялся. Ему всего тридцать, а он в Африке успел побывать, в Индии, в Гонконге. Впрочем, я тоже, - Петя даже улыбнулся: «Маленький Джон в Африку едет, после Кембриджа. Надо и мне туда отправиться, за алмазами».