"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
Она подхватила саквояж, с ридикюлем и нажала бронзовую кнопку электрического звонка. Эмблема «К и К», ворон, раскинувший крылья, золотилась в полуденном солнце. Никто не отвечал. Мария недоуменно огляделась. Она не заметила высокого, хорошо одетого мужчину средних лет, при цилиндре, уходившего к Брук-стрит. Мария нагнулась и вытащила из-под двери записку. Почерком тети Юджинии сообщалось, что они все уехали в Мейденхед.
– Мейденхед, - повторил Федор, - хорошо, что я это прочитал. Особняк пуст, надо послать записку пану Вилкасу. Может быть, лучше бомбу сюда подложить, чтобы со всеми сразу
– Подожду, пока она в Лондон вернется. Пошлю ей записку городской почтой. Она ко мне прибежит, в пансион и все расскажет об их планах. Очень хорошо, - он дошел до кофейни, купив по дороге газету. Федор просматривал The Times, затягиваясь сигарой, отпивая кофе. Ничего интересного, кроме предполагаемого явления Девы Марии в Ирландии, в ней не было. Федор свернул шуршащие листы, достал блокнот и принялся составлять список подарков для дочери и сыновей.
– Скоро я ее увижу, - ласково подумал он, - мою девочку.
Мария потопталась на крыльце, и взяла саквояж.
– Тетя Мирьям меня приютит, - уверенно сказала девушка, - у нее шабат сегодня.
Мария широким шагом пошла на север, к Харли-стрит.
С тех пор, как Мартин и Сидония переехали в Мейденхед, Питер настоял на том, чтобы нанять слуг для отца и матери. Марта его поддержала.
– Вам год до восьмидесяти, тетя Сидония, - сказала женщина ласково, - вы отдыхайте, пожалуйста. Сидония, все равно, готовила для семьи сама. Они жили тихо. Пока, ди Амальфи не уехали в Рим, Мартин и Сидония навещали их усадьбу. Сейчас дом был сдан. Старики ездили к службе в церковь святого Михаила, Мартин возился в саду и писал письма в газеты. Он поддерживал предоставление женщинам избирательного права. Мистер Кроу, ядовито, замечал:
– Одно дело, когда о таком говорит юноша, вроде моего сына, а совсем другое, когда подобное законодательство защищает человек на девятом десятке, родившийся, во времена консульства Бонапарта, - он смеялся и показывал страницу с откликами читателей в The Times. Мартин всегда подписывался своим именем.
– Некоторые говорят, что я выжил из ума, - он раскуривал сигару, - и до женщин, что будут заседать в Палате Общин, я не дотяну, но приятно знать, что и я внес лепту в изменение общества.
Сидония, к старости, тоже стала интересоваться политикой. Она читала журналы суфражисток. В них, под псевдонимом, писала Полина. Женщина говорила Еве:
– В другие времена твоя невестка стала бы адвокатом, министром..., Голова у нее золотая, как у нашей Марты.
Марта и Питер приезжали к старикам каждое воскресенье, вместе с Люси и Грегори. На каникулах к ним присоединялся младший внук. Мартин проводил лето в Ньюкасле. С десяти лет отец стал приобщать его к делам. На севере, у «К и К» были шахты, сталелитейные и химические заводы. Питер, кроме промышленности, занимался транспортом. Он, весело, говорил: «Очень надеюсь, что мои внуки смогут объехать на метрополитене весь Лондон».
На Ганновер-сквер не появилось слуг. Персонал брали только на торжественные обеды,
В спальне хозяев появилась аккуратно спрятанная в стене дверь. Она вела в маленький кабинет, без окон, куда перенесли сейф от Чабба. Домашние знали об этой комнате. Марта работала при электрическом освещении. Комод китайского лака, где она держала письма от родни, Марта оставила в библиотеке. Она провела изящными пальцами по ярлычкам:
– Немного осталось. Америка, Париж, Мон-Сен-Мартен, Амстердам, Иерусалим, и..., - женщина осеклась. Муж притянул ее к себе и поцеловал бронзовые, теплые волосы:
– У него сыновья есть, милая. Большие мальчики. Повезешь Петра в Россию, и встретитесь. Этого вам никто запретить, не волен.
– Мало ли что он детям наговорил, - кисло сказала Марта, глядя на комод.
– Может быть, они и видеть нас не захотят. Я надеюсь, что мой зять больше никогда не встретится с Люси, или Юджинией. И вообще с нашей семьей, - она, в сердцах, захлопнула ящичек.
Обязательство Федора Петровича лежало у Джона. До окончания выплаты денег оставался год. Марта, как-то раз, поинтересовалась у герцога:
– Ты потом эту бумагу сожжешь? Он все равно, не поставляет ничего интересного.
– Это как сказать, - задумчиво отозвался его светлость.
– Тамошние радикалы становятся увереннее в своих действиях. Ты газеты читаешь, и сведения видела. Они хотят избавиться от императора Александра. Российская охранка следит за эмигрантами. Мы хотя бы знаем имена тех, кого нам надо опасаться, - он взял картонную папку с номером на обложке:
– Кто думал, что в Америке, в Балтиморе, возведут баррикады, целое восстание начнется…, Это не Франция, Марта. Наши коллеги, в Вашингтоне, оказались совершенно не готовы, - Марта сидела на подоконнике, рассматривая весеннее, чистое небо и серый мрамор собора.
– Я проанализирую все данные, что у нас есть, - женщина затянулась папироской, - и подам тебе доклад.
Она так и сделала. Услышав, что все выступления радикалов в Европе организуются из одного центра, герцог кивнул:
– Мы с тобой и раньше об этом говорили. Фении не одиноки. Они поддерживают связи с «Интернационалом». Его легальное крыло, - герцог вздохнул, - нам к ответственности не привлечь. Они пишут статьи в газеты, это не запрещено.
– Не только, - Марта показала ему аккуратно вычерченную схему.
– Я проверила все данные за последние пять лет, о покушениях на царствующих особ, об авариях на транспорте и на заводах, о забастовках..., Посмотри, - велела женщина.
Герцог с ней не согласился, заметив, что незачем нагнетать панику.
– Иногда аварии, это просто аварии, Марта, - сказал он:
– Вспомни хотя бы взрыв рудничного газа, сделавший Виллема инвалидом, и убивший его отца. Ты замужем за крупным промышленником. У Питера на заводах бывают несчастные случаи. Не надо в каждом из них видеть диверсию. А на короля Умберто покушался сумасшедший анархист, - герцог пожал плечами и вернул ей схему.