"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
Санитары увезли женщину. Они с Мирьям прошли в умывальную. Грегори чиркнул спичкой и вспомнил огоньки свечей, в подвалах замка, легкое дыхание Джейн и ее шепот:
– Я тоже, я тоже..., Поцелуй меня еще, хорошо, так хорошо..., - она вздрогнула и, прикусив губу, чуть слышно застонала:
– Что это, Грегори..., - она оказалась в его объятьях, над их головами уходили вверх темные, каменные своды.
– Я просто ее держал за руку, - подумал юноша, - просто хотел, чтобы ей было хорошо..., Я бы никогда не позволил себе, ничего, я джентльмен. И я ничего не делал.
Он знал.
– Это потому, что я люблю тебя, - он целовал теплые, ласковые пальцы, опустившись на колени, прижавшись лицом к ее платью:
– Люблю, Джейн, тебя одну, и буду любить всегда..., - она все еще тяжело, восторженно дышала, и Грегори подумал: «Никого, никого мне больше не надо».
Он затянулся папироской и покачал темноволосой головой:
– У меня дела в городе, тетя Мирьям. В библиотеке..., - Грегори почувствовал, что краснеет. Он ненавидел врать.
– Тетя Полина удивится, - мрачно подумал он, разбираясь с историями болезни в своем маленьком кабинете, - но нельзя больше тянуть. Я бы и летом все сказал, но дядя Джон был в Ирландии, -Грегори надел твидовый пиджак, взял кепку и запер двери комнаты. На улице было тепло. Он, взглянув на синее небо, понял, что улыбается. Во дворе госпиталя росли каштаны. Грегори нагнулся и поднял один с булыжника, положив себе в карман. Он услышал клекот какой-то птицы и вскинул голову.
Сокол сорвался с черепичной крыши больницы и полетел на запад.
– Спасибо, дедушка, - весело пробормотал Грегори.
Он пошел к вокзалу Паддингтон, сжимая в пальцах каштан, что-то насвистывая себе под нос.
Мария сидела на ящике, перечитывая последние строки письма:
– Мне жаль, что мы с тобой не увидимся, милая девочка, но помни, не бойся любить, и будь достойна своих предков.
Она подписалась, с росчерком. Мария прошептала: «Бабушка Джоанна..., Дедушка мне много о ней рассказывал, и тетя Марта тоже».
Марта говорила девушке о своей прабабушке, что едва не погибла в Балтийском море, о прадеде Марии, сэре Майкле Кроу, о том, что Джоанна спасла Марту и Питера.
– Потом родилась тетя Полина, - весело сказала женщина, - а твоя бабушка, Мэри, тогда была девочкой, пяти лет. Мы с ней на Крымской войне вместе сестрами милосердия служили.
Мария приложила к щеке бумагу. От нее тонко, едва уловимо, пахло табаком. «Максимилиан де Лу, -подумала девушка, - мой отец племянник тети Полины. Брат дяди Анри, того, что в Париже погиб. Никто не знает, где он сейчас».
О Максе в семье не говорили. Тетя Полина, иногда, сердито замечала:
– Он взрослый человек, доктор философии, ему четвертый десяток. Захочет он приехать в Лондон…, -женщина осекалась, - мы ему всегда будем рады.
Она вертела конверт, а потом, решительно поднялась. Прабабушка написала, что ее мать воевала в отрядах Гарибальди, в Италии, а сама Мария родилась на юге страны, в Аспромонте.
– Значит, эти деньги были от прабабушки Джоанны, - поняла Мария, - или от него..., от моего отца...
Аарон никогда о нем не упоминал. Они с Марией часто ездили в Мейденхед,
– И меня здесь когда-нибудь в землю опустят, - Аарон, оглядывал серые, темные, светлые гранитные надгробия, - отец мой в Лидсе лежит, за его могилой ухаживают, мать в Дареме..., - внучка коснулась его ладони: «Не говори о таком, дедушка. Ты до ста, лет проживешь, и даже больше, как дедушка Питер. Пойдем, - Мария подтолкнула его, - посмотрим на могилу первого Кроу, на памятник тем, кто на морях погиб...»
Они замедлили шаг и Мария прочитала: «Выходящие на кораблях в море, работники на водах великих, те видели дела Господа и чудеса Его в пучине».
– А почему здесь нет имени сэра Стивена, дедушка?
– спросила его Мария. Теплый, летний ветер шелестел травой. Аарон увидел ворона,парившего над крышей усадьбы Кроу. Он вспомнил, как, еще на Крымской войне, вел поминальную церемонию по Стивену и матросам.
– Не дожил он до старости, - подумал Аарон, - как Ворон, как сэр Николас, как капитан Кроу, что на озерах погиб..., Никто из них в своей постели не умер. И мальчик хочет моряком стать, исследователем...
Маленький Ник бредил Арктикой. В детской, на Харли-стрит, висели карты, стоял большой, подробный глобус, на стене Ник устроил кортик отца. Мальчик не снимал золотой, семейный медальон. Он даже нарисовал корабль сэра Николаса и леди Констанцы, замерзший у берегов Ледяного Континента.
– Я вырасту, - говорил Ник, - и пройду Северо-Западным проходом, обязательно. Привезу домой тело папы. А потом отправлюсь на юг.
Он был высокий, крепкий, с каштановыми волосами и лазоревыми глазами капитана Кроу.
– Этой осенью он в Итон поедет, - вздохнул Аарон, - как время летит. Юджиния привезет мальчиков. Моше со своим единокровным братом увидится, и Жанна с Ником познакомится. Моше сразу написал: «Тетя Мирьям, конечно, пусть и клинок, и медальон останутся Нику. Я вряд ли стану моряком, а папа был бы рад, что мальчик получил эти вещи».
– Капитан Кроу, как положено, похоронен, - Аарон коснулся рукой теплого камня и прибавил про себя: «Только никто не знает, где».
По возвращении в Британию Мирьям и Петр поехали в Адмиралтейство. Они встречались с исследователями Арктики, начертив примерные карты. Стало понятно, что могила капитана Кроу лежит где-то на юго-западной оконечности острова Виктория. Мирьям сказала, что они видели открытое море, но старики отмахнулись:
– Быть такого не может. Это полынья, леди Кроу. Вы врач, вы в таком не разбираетесь. Просто полынья. Вечные льды не тают даже летом.
– На острове было тепло, - настаивала Мирьям.
– Как на юге Гренландии, где мы зимовали. Я хорошо помню тамошнюю весну. Светило солнце, росла трава..., - она замолчала, глядя на членов Арктического Совета.
– Природная аномалия, - процедил кто-то.
– Мистер Воронцов-Вельяминов подтверждает ваши показания, однако, он тоже не моряк. Он кочегар, - старик мелко рассмеялся и ударил ладонью по картам: