"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
– Все девушки в шелке. И какие они красивые..., - на галерее пахло духами, в бронзовых светильниках горел газ. Внизу собирались мужчины.
– Вот и Моше, - Мирьям перегнулась через перила и помахала кому-то. Мария увидела высокого, крепкого юношу в хорошем, твидовом костюме. Рыжие волосы прикрывала черная, бархатная кипа.
– Он сегодня расскажет об их поселении, - предупредила ее Мирьям, - о том, что они делают на земле, как учат людей..., Шабат, о деньгах говорить не след. Однако Моше не с пустыми руками вернется. Есть юноши, что с ним собираются поехать. Не отсюда, конечно, -
Началась молитва, Мария заслушалась. Дед хорошо знал святой язык, Аарон учил его в Кембридже, а она не понимала ни слова. У кантора был красивый, высокий голос, пел хор. Потом все затихли, рав Адлер поднялся со своего места на биме:
– Мистер Судаков, - кивнул он. Мария увидела, как юноша улыбается.
Ее дед был отличным проповедником, но кузен Моше, подумала девушка, тоже говорил очень хорошо.
– Ему всего двадцать два, - вспомнила Мария, - а он так много успел..., Закончил, сельскохозяйственную школу, живет в новом поселении..., Тетя Мирьям говорила, что он будет возвращаться через Амстердам. И в Париже он выступал..., Он очень красивый, - девушка покраснела: «Здесь святое место, место молитвы. Веди себя, как полагается».
Поселение, по словам Моше, называлось Петах-Тиква, «врата надежды». Вторая деревня, которую они собирались закладывать в следующем году, должна была получить имя «Ришон ле-Цион».
– Первый в Сионе, - юноша стоял, оглядывая зал.
– Мы знаем, как осушать болота, весь последний год мы только этим и занимались, - в зале пронесся смех, - а теперь нам предстоит борьба с засушливой землей. Но мы справимся, обещаю. Наступит время, когда каждый из вас сможет приехать в новое, еврейское государство. На нашей земле, на земле Сиона, - Моше взял с бимы какую-то бумагу.
– Это в Иерусалим, прислали из Европы, из Буковины. Еврейский поэт, мистер Имбер, написал стихи на святом языке. Они называются «Атиква»...
– Надежда, - шепнула Мирьям девушке.
– Мы надеемся, - продолжил Моше, - что эти строки когда-нибудь станут гимном нашей страны, страны Израиля.
– Ещё не погибла наша надежда, Надежда, которой две тысячи лет: Быть свободным народом на своей земле, Земле Сиона и Иерусалима.
– Как красиво, - подумала Мария, - у евреев две тысячи лет нет своей земли. Но будет, обязательно. Их отовсюду изгоняли, и церковь..., - дед, однажды, сказал ей:
– То, что делала церковь с евреями в средние века, непростительно. Здесь, в Англии, они и не жили, до времен Кромвеля. Не пускали их сюда, по крайней мере, открыто, а в Европе преследовали…, Аарон поморщился: «Появились общества, убеждающие их креститься, миссионеры, на Святую Землю едут..., Моя мать крестилась, - Аарон затянулся трубкой, - но потому, что сама этого хотела, потому, что любила моего отца. Конечно..., - он махнул рукой, - Иерусалим и для нас, и для евреев, и для магометан, священное место. Надо жить добрыми соседями, как положено. Мой дед в Гефсиманском саду похоронен, а второй дед на Масличной горе, - священник лукаво
– Теперь дедушке до Святой Земли не добраться, - грустно поняла Мария, - он давно бабушку Дину не видел..., Дедушка будет в соборе святого Павла проповедовать, крестить детей у королевской семьи, венчать их, станет патроном сотни школ и благотворительных обществ..., - Мария зажмурилась.
Дед очень внимательно относился к переписке. Каноник сам, отвечал на все прошения, и принимал людей с ходатайствами. Аарон говорил: «А иначе, зачем я здесь? У Иисуса секретарей не было. К нему люди попадали без записи».
Молитва закончилась, они с Мирьям спустились вниз. Женщина позвала:
– Моше! Позволь тебе представить кузину Марию, внучку дяди Аарона. Она у меня на шабат гостит..., -вблизи он был еще красивее, высокий, с аккуратной, рыжей бородкой. Серые, большие глаза посмотрели на Марию. Девушка напомнила себе:
– Ему нельзя подавать руку, он соблюдающий человек. Им запрещено трогать женщин..., - Мария почувствовала, что краснеет.
Она, подумал Моше, будто ступила с улиц Еврейского Квартала сюда, в мраморный вестибюль главной лондонской синагоги. Он знал таких девушек в Иерусалиме. Они поднимались до рассвета, молились, стирали, убирали, ухаживали за братьями и сестрами, помогали матерям в лавках. Почти все магазины в городе держали женщины. Мужчины занимались Торой. Они варили обеды для стариков и больных, готовили на свадьбах, а потом и сами выходили замуж, за приятелей Моше по ешиве. Бабушка Дина вздыхала:
– Тебе двадцать два, милый. Сказано: «В восемнадцать лет под хупу».
Моше сватали, он был наследником дела Судаковых. Однако рав Коэн, поджав сухие губы, предупредил его:
– Что вы затеяли, с новым поселением, это ваше дело. Твой дед может раздавать благословения, но, ни одна хорошая еврейская девушка туда не поедет. Мужчины вокруг, дикая местность..., - он покачал головой. Моше буркнул: «Это мы еще посмотрим, рав Коэн». Юноше никто пока и не нравился. Рав Исаак успокоил его:
– Это придет, милый мой. Когда я твою бабушку увидел, сразу понял, что мне без нее жизни нет. И твой отец покойный говорил, как у него с матерью твоей случилось..., - дед потрепал его по плечу: «Все еще будет».
В Париже Моше обедал в особняке Ротшильда. Барон, вместе с Горовицами, помогал деньгами поселениям на Святой Земле. За столом сидели девушки в шелке и драгоценностях. Они ахали, расспрашивая Моше об их жизни в палатках, среди болот, а юноша, все время, думал:
– Нет, нет..., Прав дедушка, надо ждать. Я это почувствую, когда ее встречу.
У нее были ясные, голубые глаза, она была высокой, почти вровень Моше. Из тяжелого, сколотого медными шпильками узла каштановых волос выбилась одна прядь и щекотала ей шею. Вокруг носа у нее были мелкие веснушки. Пахло от девушки, легко, едва уловимо, летним, цветущим садом.
– Дедушка Аарон священник, - бессильно подумал Моше, - то есть епископ..., И она тоже христианка…, Какая она красивая, - на ее щеках играл легкий румянец. Сзади раздался добродушный голос рава Адлера: «Мисс Корвино! Я вас помню. Вы сюда с дедушкой приходили».