"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
– Я решил, так оно и будет. Мы все поедем на Ганновер-сквер. Под охраной, - жестко добавил Джон.
– Они проинструктированы, никаких, - герцог поискал слово, - инцидентов не случится. Мы с тобой, -он взглянул на жену, и увидел упрямо сжатые губы, - подберем Джейн хорошую закрытую школу. Подальше от Лондона. На континенте, в Германии, в Швейцарии. Ты ее туда отвезешь. Тоже под охраной, понятно? Только сначала..., - он круто развернулся и вышел из библиотеки.
– Дай ему остыть, - одними губами сказала Ева. Полина, обреченно, кивнула:
– Когда леди Джозефина сказала отцу,
– Не сомневаюсь, - Ева расписалась в телеграмме.
– Прошу Марту поторопиться, потому что если он, - женщина указала на дверь, - кого-то и послушает, так это ее. Даже не Питера, - она тяжело вздохнула.
Полина поднялась наверх. Она подергала ручку двери: «Джейн, милая, открой, пожалуйста. Это мама».
– Он меня запер, - услышала Полина всхлип из-за двери, - сказал, чтобы я через час была готова..., -Полина оценивающе посмотрела на тяжелую, дубовую дверь: «Погоди». Она принесла из своего крыла шпильки. Тихо выругавшись, женщина начала орудовать ими в замочной скважине. Работе с отмычкой ее, еще давно, научила покойная мать.
– Это меня генерал Лобо наставлял, - услышала она сухой, смешливый голос, - когда мы на Эльбе жили. Полезное умение, может пригодиться.
Герцогиня сломала три шпильки и распахнула дверь. Дочь сидела на ковре, обхватив тонкими руками острые колени, уронив голову вниз. Джейн почувствовала знакомый аромат фиалок, и уткнулась заплаканным лицом в плечо матери. Оно было мягким и надежным, как в детстве.
– Он сказал, - прорыдала девушка, - что пошлет меня в интернат, в Германию, или еще куда-нибудь, где из меня выбьют всю эту дурь..., И еще..., мама, мамочка..., - Джейн тихо завыла. Полина испугалась: «Что такое, милая?»
– Он сказал, - девушка закусила костяшки пальцев, - что привезет врача, на Ганновер-сквер, своего, оттуда..., - Джейн махнула рукой.
– Чтобы проверить, проверить, что я не…, Мамочка, - она рыдала, - пожалуйста, поверь мне. Мы просто за руки держались и все, Грегори бы никогда..., - Полина сидела, поглаживая дочь по худой спине, ласково шепча:
– Ничего этого не случится, милая, обещаю тебе. Все будет хорошо, доченька. Все, обязательно, будет хорошо...
Мария показала ему небольшое стадо овец. Они рассыпались по огороженному участку, по зеленой, сочной траве. Несколько голштинских коров, черных, с белыми отметинами, неторопливо бродили вдоль деревянного забора.
– Они больше всего молока дают, - объяснила Мария, - их издавна в Йоркшире выращивают. Я ездила туда на сельскохозяйственную ярмарку, их покупать. Но сыр я делаю, используя и козье молоко, и овечье.
В каменном, чистом сарае стоял механический сепаратор и маслобойка.
– Дедушка меня возил в Европу, - сказала Мария, - несколько раз. Мы гостили у дяди Давида, в Амстердаме, я видела лучшие молочные фермы. И со швейцарцами я в переписке.
Обычного сыра Моше было нельзя, для закваски использовалась вытяжка из желудка коровы. Мария угостила его рассольным, овечьим сыром. Юноша кивнул:
– Очень вкусный. У нас его кочевники делают. У вас замечательные овцы, - вздохнул Моше, - я таких и не видел раньше. У нас они
Мария рассказала ему, что овец она держит для молока, а шерсть продает.
– Не промышленникам, конечно, - девушка звонко рассмеялась, - их мой десяток овец не заинтересует. Здесь, - она махнула рукой, - женам фермеров. Кое-кто, по старинке, трепет шерсть дома, вяжет, на ткацком стане работает. Я тоже умею, - овцы блеяли, светило яркое солнце позднего утра. Из сараев пахло теплым, душистым сеном.
Девушка упомянула, что среди овец у нее есть и французские, из Пиренеев, и местные, английские.
– Это как с яблоками, - Мария потрепала овцу по белой спине, - я немного селекцией занимаюсь. Пиренейские овцы дают очень, много молока, а у местных лучше шерсть. Посмотрим, что получится.
В яблоневом саду она показала Моше кальвили из долины Луары, английские ренеты, и свою гордость, как сказала Мария, несколько невысоких, азиатских деревьев.
– Райские яблоки, - девушка сорвала крохотный плод, - дядя Пьетро их по дипломатическим каналам заказал, из Китая. Тетя Марта научила меня из них варенье варить, они и в Сибири растут. Попробуйте, кузен, - солнце играло в пряди ее каштановых волос, освещало золотистое яблоко, и Моше подумал:
– Может быть, сказать ей…, Я совсем, совсем не могу с ней расстаться, уехать…
Он вспомнил холщовые палатки, рассвет над серой водой озера Хула, тысячи птиц в нежном, розовеющем небе, и шорох камышей. Юноша вспомнил лопату в своих руках, костер, что поселенцы разжигали по вечерам, искры, рассыпавшиеся вокруг, песни на идиш и русском языке. Моше лежал, закинув руки за голову, любуясь крупными, яркими звездами своей земли. На вкус яблоко было, понял Моше, точно таким же, как в раю.
Они вернулись к стойлам, Мария показала ему швейцарских коз и куриц. Моше услышал из-за деревянной двери какие-то звуки.
– А там что?
– весело спросил юноша. Мария испугалась:
– Там эти…, - Моше заметил, как она покраснела, - эти…, Вам нельзя, кузен.
– Свиньи, - смешливо заметил Моше, толкая дверь: «Есть нельзя, это правда, а смотреть можно, кузина».
Свиньи были ухоженные, с блестящей, черной шерстью. Мария комкала оборку холщового передника:
– Это беркширская порода. У них отличное мясо…, - она совсем смешалась и пробормотала:
– Я собиралась сосиски делать, бекон коптить, но теперь…, - девушка не закончила. Моше спросил: «Что теперь?»
– Пойдемте на пасеку, - заторопилась Мария, - я знаю, мед вам можно. Я вам дедушкину шляпу дам. Он любит с пчелами возиться.
С пчелами Моше никогда дела не имел, и получил несколько укусов. Он сидел на деревянной скамье, на холщовой салфетке сочились медом желтые соты. Мария принесла свежих, с дерева, яблок и глиняный кувшин с терпким, только что выдавленным соком.
– У меня ручной пресс есть, - она покраснела, присев поодаль, - я сегодня сидр собиралась делать, очень хороший урожай…, Вам надо вытащить жало, кузен, - озабоченно сказала девушка, - а я тампон приложу, с водкой.