"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция

Шульман Нелли

– У вас и водка имеется, - лукаво ответил Моше, - тоже сами делаете?

Мария помотала головой:

– Дядя Виллем присылает. У них в Арденнах издавна ее готовят. Фруктовая, из слив, из груш…, Я вам могу налить, - заметила девушка, - только я не знаю, можно ли…

– Можно, - уверил ее Моше: «Я ее пил, ребята из России всегда привозят несколько бутылок».

Она принесла водку, холщовую тряпицу и пинцет.

– Это быстро, кузен, я очень ловкая, - Мария, внезапно подумала:

– Ему нельзя, чтобы его девушка касалась. Но надо достать жало, иначе может быть воспаление…, -она

так и сказала. Моше усмехнулся:

– Выходит, что это спасение жизни, кузина. Теперь я буду вам обязан, - он протянул большую руку. Мария осторожно взяла его ладонь.

Моше читал об электрическом токе.

– Так это и бывает, - понял юноша, - как сладко. Пожалуйста, пусть она пальцев не отнимает…, - Мария, как и обещала, мгновенно вытащила все жала и приложила к его руке прохладную, влажную ткань. Укусы перестали гореть. Она подвинула Моше стаканчик:

– Это та самая водка, из груш…, У меня тоже груши есть, вы видели…, - ее голос угас, девушка отвела глаза:

– Почему он…, кузен Моше, так на меня смотрит…, На меня никто, никогда так не смотрел…, Что это со мной…

Ее пальцы были теплыми, сильными, но нежными. Моше, вспомнил деда. Рав Исаак держал дома водку, и весело говорил:

– Для посетителей, милый мой. Бывают, что они волнуются, сам понимаешь…

– Я тоже волнуюсь, - юноша пробормотал благословение и немного пригубил. Она сидела, держа его за руку, отвернувшись. Моше, набравшись смелости, позвал:

– Кузина Мария…, Мария…, Спасибо вам, что вы за мной ухаживаете…, Я сейчас, - он помолчал, -совсем не знаю, как дальше говорить, у меня никогда еще…

Мария услышала, как бьется ее сердце.

– Не бывает такого, - сказала себе девушка, - как я могу понравиться…, И он еврей, он…., - девушка повернулась и ахнула: «Кузен Моше, что вы! Не надо, не надо…»

Он вытер свободной рукой слезы:

– Я знаю, вам нельзя, Мария..., Я никто, я еврей, живу в глуши, а вы…., - Моше замолчал, и девушка вспомнила строки из письма бабушки: «Не бойся любить и будь достойна своих предков». Она, внезапно, приложила палец к его губам:

– Это ничего не значит, Моше. Если я вам по душе…, - она совсем покраснела и вздрогнула. Юноша наклонил рыжую голову и поцеловал ее ладонь, жесткую, с несколькими, заживающими порезами. Мария, на той неделе, поставила бродить первую партию сидра.

– Я тебя люблю, - просто сказал Моше, - с первого мгновения, как увидел тебя, в синагоге. Мария…, - у нее были сладкие от меда губы, у нее колотилось сердце, под холщовой косынкой ее волосы были мягкими, и пахло от них сеном. Моше неуверенно, неумело коснулся ее губ и услышал быстрый шепот:

– Я тоже, я тоже, милый…, Я думала, что я тебе не нравлюсь, у меня никогда еще…, - Мария, на мгновение, отстранилась. Моше покачал головой:

– Мне никто не нравился, и никто не понравится, любовь моя. Никого другого мне не надо…, Вернись ко мне, - попросил юноша, и она скользнула в его руки. Над куском сот, над яблоками, жужжали пчелы. Мария, тяжело дышала:

– Я поеду с тобой, милый. Дедушка меня отпустит, он добрый человек, он поймет…, - девушка вспомнила голубые глаза Аарона:

– Как дедушка

здесь останется, один?
– озабоченно подумала Мария: «Он архиепископ Кентерберийский, глава церкви, он не может со мной отправиться…, В Иерусалиме бабушка Дина, она сестра дедушки…, Все будет хорошо».

Моше ей сказал то же самое. Он обнимал Марию и говорил, как она будет жить в Иерусалиме, как потом, когда-нибудь, им поставят хупу:

– В новом поселении, - пообещал ей Моше, - мы дом построим, родятся наши дети…, Твой дедушка тоже еврей, по нашим законам, - он улыбнулся. Мария кивнула:

– Расскажи мне еще о вашей земле. О нашей земле, - поправила себя Мария. Она блаженно закрыла глаза, чувствуя его поцелуи. Девушка слышала его ласковый голос, видела ряды виноградных лоз, серо-зеленую листву старых олив, до нее доносился шорох моря у берега белого песка.

Невысокий, светловолосый, аккуратно одетый юноша, с приятным, лицом сидел на скамейке, под платанами Ганновер-сквер. Он изучал какие-то чертежи в папке с эмблемой Лондонского Университетского Колледжа. В воскресенье, после полудня, здесь было безлюдно. Сезон пока не начался. Обитатели Мэйфера оставались в загородных имениях, или дышали морским воздухом в гостиницах на побережье.

– Кроме наших подопечных, - Дермот О' Лири, уткнулся в бумаги, - вот и они.

Папку можно было бы и не брать. У соседнего особняка, где жил его светлость, охраны ирландец не заметил.

– Однако, - он закурил папироску, - как говорит Волк, осторожность, прежде всего.

Кеб остановился у парадного подъезда особняка Кроу. Юноша сверился с блокнотом, где у него были записаны сведения о семье и гостях.

– Это парижанка, с дочкой, - понял он, - мистер Воронцов-Вельяминов, и какой-то мальчишка. Они его из Мейденхеда привезли, должно быть. Мистер Грегори заходил, взял саквояж и ушел. И больше не появлялся.

О’Лири сидел здесь с утра. Во фляге у него был кофе, в кармане сыр и хлеб в провощенной бумаге. Бомбу они заложили вчера, появившись на Ганновер-сквер, в неприметном экипаже, после полуночи. Наряд полиции только что покинул площадь, и должен был вернуться через два часа. Этого времени было более, чем достаточно. Двери поддались легко.

О'Лири не разбирался в технике. Юношу оставили в передней, следить за улицей. Ночь была лунная. Он бродил по коврам, рассматривая шкуры львов и тигров, китайский фарфор и арабское серебро в открытых шкафах красного дерева, безделушки из слоновой кости и старые карты на стенах.

– Этот Кроу, - гневно подумал юноша, - эксплуататор, как все они, капиталисты, англичане…, Рабочие обрадуются, если он погибнет. Он, и вся его семья. Его светлость будет занят, - О'Лири, довольно, ухмыльнулся, - мы кое-что придумали. Он будет рыть носом землю в поисках детей. Девочку, что заказывали, мы отправим по назначению, а его отродье, конечно, убьем. Только сначала…, - он даже облизал пересохшие губы.

Снизу не доносилось ни звука. В ячейке были люди с большим опытом работы. Они все делали быстро и аккуратно. Как объяснил им Волк, на совещании перед операцией, бомбу они собирались заложить прямо под столовой на первом этаже особняка: