"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
— Подержи Лизу, — сказала коротко Марфа мужу, и пошла к невестке.
Та присела и сказала: «Рада с вами увидеться».
— Маша, — ласково сказала Марфа по-русски, — здравствуй, милая. Я — Марфа, не знаю, рассказывал тебе Петя про меня, или нет».
— Вы же, — женщина распахнула большие, черные, блестящие глаза, — ты же, — поправилась она, — умерла!
— Да нет, — Марфа потянулась и обняла невестку, — крепко, — я жива, как видишь. А это дети мои — Тео и Теодор, Феодосия и Федор, — она вдруг улыбнулась.
— Как Вельяминовы, — Маша ахнула.
— Они и есть Вельяминовы, — Марфа обернулась к сыну и дочери. «Ну, знакомьтесь с кузенами вашими, а мы в дом пойдем».
— Меня зовут Тео, Феодосия, — свысока сказала девочка и проследовала за взрослыми, придерживая шелковую юбку.
— Твоя сестра всегда так задается? — хмуро спросил Ник.
— Бывает, — Теодор пожал плечами. «Девчонка, что с нее взять. У вас тут, — он помялся, — ваш дядя сказал, лодка есть?»
— Есть, — ответил Майкл, — только нам одним на ней кататься мама не разрешает. А отец наш, — мальчик вздохнул, — редко приезжает, он же моряк. Мы его и не видим совсем».
— А мой отец умер, — вдруг сказал Теодор. «Я его и не помню вовсе, я маленький еще был. Он был султан».
— Настоящий? — удивился Ник.
— Ну да, — Теодор улыбнулся, — я в Стамбуле родился. Потом мы на Кипре жили, потом — в Италии, оттуда уехали в Женеву, а потом- в Нижние Земли. А вы где были?
— Нигде, — неохотно ответили близнецы. «В Лондоне — и все. Ну и в Ярмуте, нас отец учил в море выходить», — добавил Майкл.
— Я умею грести, — сказал Теодор. «В Венеции научился».
— Зато у нас собака есть! И щенки у нее родились недавно, хочешь посмотреть? — предложил Ник. «И пони еще».
— Очень! — Теодор вдруг покраснел. «Я вам не совсем кузен только, я ведь не сын вашему дяде, не как Лиза».
— Наплевать, — сказал Ник, протягивая ему руку. «С тобой все равно интересно».
— Только я вас все равно не различаю, — пожаловался Теодор. «Даже голова кружится — такие вы одинаковые».
— Привыкнешь, — махнул рукой Майкл и вдруг рассмеялся. «Нас только мама различает, и дядя Питер. Отец — и тот путает».
— У вас хороший отец? — спросил Теодор, когда мальчики шли через двор на конюшню.
— Строгий, — ответил Ник, и вздохнул — глубоко. «Дядя Питер — он веселый, с ним интересно. А отец…», — мальчик не закончил.
— Он кораблем командует, военным, там семьдесят пушек, — Майкл помедлил. «Конечно, он строгий».
— А что это у вас там блестит? — приостановился Теодор.
— Ручей, он в Темзу впадает, — Ник открыл дверь конюшни и гордо сказал: «Вот наши пони».
— Очень красивые, — восхитился Теодор и предложил: «Если хотите, можно потом на ручье водяную мельницу построить. Она будет как настоящая, только маленькая. Я могу чертеж сделать, я умею».
— А ты расскажешь нам про Европу? — спросил Майкл, и приложил палец к губам: «Тихо, а то щенки спят!»
— Обязательно, — шепнул Теодор. «Я там, в большом замке жил, как в сказке. А мою сестру похитили, — злой человек, — а рыцарь ее спас».
— Здорово, что вы приехали, — сказал восторженно Ник. «Теперь не скучно будет».
За обедом Марфа предложила: «Кто первый переоденется для катания на лодке, тот садится у руля!». Дети вылетели из столовой, будто вихрь.
Маша, улыбнувшись, поднялась: «Я пойду тогда с Лизой посижу, поиграю с ней».
— Спасибо, — Марфа поцеловала невестку. Когда та вышла, женщина ехидно заметила: «Твой брат, если помнишь, тоже женился на девушке из гарема».
— Да, однако, она была девицей, — злобно ответил Воронцов.
— Ну, Петенька, — Марфа лениво, ровно кошка, потянулась, «что я не девица — дак то твоя заслуга, как сам знаешь».
Пламя костра, казалось, было холоднее, чем ее тело. Ничего, ничего из того, что он слышал краем уха, или читал, не было похоже на то, что происходило сейчас — ее глаза смотрели снизу, широко раскрытые, ни на мгновение не отрывающиеся от его взгляда.
— Больно? — вдруг спохватился он и, поняв, что уже поздно спрашивать, рассмеялся. Она обняла его — всего и шепнула: «Хорошо, любимый мой, так хорошо, что и не сказать, — как».
От нее пахло дымом, и губы ее были мягкими и покорными — до поры до времени, пока она не зарычала, — низко, призывно, и не вцепилась зубами ему в руку.
— Вот так, да — сказал он медленно. «Потому что ты моя львица, помни».
А потом она пристроила коротко стриженую голову у него на груди, и, зевнув, сказала: «Не все мне матушка, благослови Господь душу ее, рассказала-то, как я посмотрю, самое сладкое выпустила".
Он провел рукой по ее стройной, узкой спине, и, посмотрев на звезды, шепнул: «Спасибо тебе».
Петя, молча, вышел из комнаты, хлопнув дверью, и Марфа только вздохнула.
После ужина Марфа взяла на руки Лизу и понесла ее наверх. Она встала у окна, чуть покачивая засыпающее дитя, глядя на нежный, розовеющий закат. Над перелесками вставала полная, яркая луна, и где-то у реки, кричали птицы. Женщина вдруг, сама не зная почему, прижалась щекой к мягким каштановым волосам девочки и запела:
Котик-котик, коток, Котик, серенький хвосток! Приди, котик, ночевать, Нашу Лизоньку качать.Петя, поднявшийся вслед за ними, сжал руки, — так, что аж хрустнули пальцы, — и заставил себя не открывать дверь детской.
— Пойдем, — сказал Петя, когда Марфа, уложив детей, спустилась в зал. «Я тебе покажу кое-что».
Он открыл дверь кабинета, и, пропустив Марфу вперед, сказал: «Вот». В лунном сиянии серый клинок отливал серебром. На стене не было другого оружия — только он, — изогнутый, смертельный, с рукояткой, изукрашенной золотой насечкой. Марфа увидела, как сверкают сапфиры и вспомнила синие глаза батюшки.