"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция

Шульман Нелли

Перед глазами Коли встала темная каморка, заколебался огонек свечи. Он вдохнул аромат цветов и покраснел. Игумен спокойно выслушал его и даже улыбнулся:

– Говорил я тебе, сыночек, что ты учился. И дальше учиться будешь. Станешь священником, митрополитом..., Такие люди, как ты, нужны истинной церкви. Не всегда же нас, - Арсений перекрестился, - будут гнать и преследовать.

Коля хотел поехать с иноками на Ветлугу, просил, чтобы Арсений его постриг. Игумен покачал головой:

– Доберешься до Белой Криницы, и примешь чин ангельский. Ты молод, - Арсений вздыхал, - разные вещи

могут случиться. Письмо для тамошних иноков я тебе дам. Отправим тебя с надежными людьми..., - они провели в Ярославле лето и осень, ожидая оказии на Ветлугу. Караваны баржей туда отправлялись часто, но Арсений не хотел рисковать. Купец, приютивший их, сказал, что скоро с Низа должны прийти корабли его знакомца, старообрядца. Коля попросил у игумена благословения ходить в библиотеку. Арсений объяснил ему:

– Милый мой, а если облава? Если паспорт у тебя проверят? Ты лгать не умеешь, - он взял руку юноши, - расскажешь и о себе, и о нас..., Мы все в тюрьму сядем. Тебе повезло, но не надо больше Господа испытывать..., - у Коли, в подкладке армяка, было зашито письмо от игумена, в монастырь Белой Криницы.

Еще у него лежала бумага бегунов, простой, пожелтевший листок с надписью: «Господь защититель живота моего: кого страшуся?». Арсений, с иноками, дождались каравана с Низа, и отправились на Ветлугу. Настоятель, расставаясь, благословил Колю. Юноша, поцеловал, старческую, но сильную руку:

– Я за вас молиться буду, святой отче, неустанно. За смиренного инока Арсения. Вы меня спасли..., -Коля вытер слезы. Настоятель перекрестил его:

– Я просто сделал то, что Иисус нам заповедовал, голубчик. Может, - он обнял юношу, - и встретимся еще, когда-нибудь. Я тоже за тебя молиться буду, - Арсений коснулся губами высокого лба.

Хозяин сказал Коле, что в Москву возвращаться опасно. Когда лег снег, и дороги стали проезжими, его послали с обозом на запад. Коля привык ночевать в чуланах и подполах, у крестьян и ремесленников. Старообрядцы передавали его из села в село, из города в город.

– Столица, - вспоминал Коля, - Санкт-Петербург.

Сюда его довезли в закрытых санях, и высадили на Симбирской улице. У Коли имелся клочок бумажки с надежным адресом. Его должны были отправить на Украину. У него при себе не было даже Евангелия. Старообрядцы не пользовались книгами никонианской печати. Редкие, старые издания ревностно хранили. Коля, впрочем, помнил Писание и молитвы наизусть. Оставаясь у хозяев, ожидая очередной оказии, он служил обедни и читал с ними Библию. Он жил и у беспоповцев. Те часто уговаривали Колю не ездить в Белую Криницу, а стать наставником в общине. У них не было священников, службу вели миряне. Коля улыбался:

– Господь укажет мою дорогу.

На Симбирской улице было людно. Прежде чем идти за Финляндский вокзал, Коля взглянул в сторону реки. Он знал, что столица стоит на Неве, а Нева впадает в Балтийское море. Больше он ничего не вспомнил, как ни старался.

Дверь скрипнула, Коля поднялся: «Должно быть, хозяин. Еды мне принес».

Однако это был не хозяин. Коля смотрел на маленькую, хрупкую инокиню, в черном плате, и таком же сарафане. В полутьме подвала, ее лицо было бледным, призрачным, но Коля узнал большие,

зеленые глаза.

– Он возмужал, - думала Марта, - или это борода? Господи, бедный мальчик, что с ним? Как он сюда попал?

Она довела Колю до невидного домика на задах вокзала. Спрятавшись за углом, Марта заметила, что юношу встретил какой-то пожилой, седобородый мужик. Марта обретаясь в Рогожской слободе, научилась различать старообрядческие дома. Здесь над воротами тоже был вырезан тонкий, едва заметный восьмиконечный крест.

Марта подождала. Хозяин появился во дворе, один, и женщина решительным шагом направилась к забору. Марта не хотела называть фамилии Николая. Она понятия не имела, что юноша здесь делает. Больше всего трудов ей стоило убедить угрюмого мужика, что она знает Николая, увидела его на улице, случайно, что она его родственница. Марта рискнула и показала мужику паспорт, на имя мещанки Вороновой, с указанным в нем старообрядческим вероисповедованием. Она двуперстно крестилась, и напоминала мужику, что Иисус заповедовал нам верить людям. Хозяин, в конце концов, сдался.

Коля сглотнул:

– Она инокиня. Она не может быть моей матушкой..., Или она постриглась, когда овдовела..., Я должен спросить, должен..., Я ее помню, - понял Коля, - это те самые глаза.

Мальчик смотрел на нее. Он, неуверенно, проговорил: «Простите..., Сударыня..., Вы не матушка моя?»

Марта почувствовала, как у нее забилось сердце:

– Он память потерял. Господи, нельзя его здесь оставлять..., - она посмотрела в чистые, ясные глаза и поняла, что не может ему солгать.

– Нет, Коленька, - Марта ласково взяла его за руку:

– Не матушка. Ты послушай меня, пожалуйста, - она усадила юношу на нары и устроилась рядом. «Нельзя все говорить, сразу, - велела себе Марта, - это для него тяжело будет». Она взглянула на ладони юноши:

– Ты трудником работал, что ли? У тебя порезы, старые. Меня Марфа зовут, Марфа Федоровна. А ты Николай, - Марта, едва заметно запнулась, - мы с тобой в Москве виделись.

– Я был в Москве, - кивнул Коля:

Он поднял ладони:

– Я на келарне помогал, Марфа Федоровна. Мы с вами в Москве расстались?- у него была детская, красивая улыбка. Марта едва удержалась, чтобы не вытереть глаза.

– Надо ждать, - сказала она себе, - Коля здесь родился. Пройдет время, и он все поймет,все вспомнит.

– Да, - она попросила: «Ты расскажи мне, милый, что с тобой дальше было».

Коля, с готовностью, начал говорить. Марта перебирала кожаную лестовку:

– Господи, исцели его, пожалуйста. Нельзя его от себя отпускать, ни в коем случае. Я все сделаю, чтобы он оправился. И Петя здесь, он поможет.

Мальчик сложил руки на коленях:

– Вот и все, Марфа Федоровна. Я в Белую Криницу иду, в монастырь. А вы инокиня?
– он поднял лазоревые глаза. Марта взяла с гвоздя его армяк: «Пойдем, Коленька. Я тебе по дороге расскажу. Мы в безопасном месте будем жить, не волнуйся».

От Марфы Федоровны пахло какими-то цветами. Коля вспомнил большой дом белого камня, с колоннами, лай собаки, зеленую траву.

– Там тоже так пахло, - юноша оделся и замер, - жасмин, я помню. Это жасмин.