"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
— Расстроил ты меня, Алексей Данилович, — царь раздраженно отвернулся от окна. «Две бабы, одна из которых при смерти, и пащенок шестилетний — и ты за ними уследить не смог!»
— Говорят стрельцы, — тихо ответил Басманов, — что мальчишка перелез через забор ночью, да и был таков.
— Ровно ты забора того не видел! — желчно сказал царь. «Он же в два человеческих роста, и колья у него сверху заостренные — куда там мальчишке с ним справиться! Ворота не открывали твои стрельцы?»
— Как же можно! — зачастил Басманов, — коли не велено, им было? Во все время вороты заперты держались!
— И не приходил к ним никто? — царь остановился перед Басмановым и посмотрел ему в глаза.
— Да говорят, что никто, — развел руками окольничий. «Если б кто и появился — не пустили бы, приказ на это дело строгий».
— А мать-то что говорит? — царь продолжил ходить кругами по палате.
— Аки волк, — вдруг подумал Басманов, и сам испугался этой мысли.
— Говорит, что проснулась утром, а сына нет, — ответил он государю.
— Пусть сказки свои где-нибудь в другом месте рассказывает, — Иван помолчал. «В округе-то ты спрашивал?»
— Конечно, — Басманов подался вперед. «Баб с детьми видели, а чтоб мальчишка один был — не замечали».
— Ты найди мне его, — протянул государь. «Раз сказал я, что семя их истреблю, так оно и будет — он сорвался на крик и грохнул кулаком по столу.
— Так, — сказал растерянно окольничий, — где ж на Москве найдешь мальчишку шестилетнего?
Можа, околел он уж давно, а можа, куда дальше убег».
— Ну, так и пошли куда дальше! — заорал на него Иван. «В вотчины их пошли, может, его туда вывезли. И Прасковью, стерву эту, поспрашивай строго — знает она что-то, не может не знать. В остроге уж она?»
— Да, и дочка ейная с ней. Та совсем плоха, кончается, — сказал Басманов.
— Чтоб она и вовсе издохла, — пробормотал Иван и добавил. «Но за то, что от Башкина признания добились — хвалю, молодцы вы с Федором Васильевичем. Теперь сведите его с собакой этой, сыном Воронцова, посмотрим, как они изворачиваться-то будут».
— Государь, — робко сказал Басманов. «Федор-то Васильевич, — сродственник он Воронцовым».
— А я князю Старицкому, изменнику, двоюродным братом прихожусь, — язвительно ответил царь. «Сейчас мне голову рубить будешь, али погодишь немного?»
— Да я, — залепетал Басманов, — я, государь, вовсе не….
— К Федору Васильевичу у меня доверия больше, чем к любому другому, понял? — тихо сказал царь. «Если и есть у меня надежный человек, так это боярин Вельяминов».
Басманов ушел, а царь, постояв несколько мгновений у окна, направился в покои Анастасии Романовны.
Царица, в окружении ближних боярынь, вышивала напрестольную пелену в Успенский собор. Шел уже третий месяц, как понесла она, и Анастасия, выполняя обещание, что дала она Богородице, щедро жертвовала на церкви и ставила ослопные свечи.
Дверь широко открылась, и женщина вскинула глаза — на пороге стоял ее муж. По тому, как дергалась у него щека, — едва заметно, — Анастасия поняла, что случилось плохое.
— Все вон отсюда пошли, — грубо сказал Иван Васильевич. Боярыни, бросив пелену, порскнули из опочивальни.
— Что такое? — стараясь, чтобы голос у нее не дрожал, спросила царица.
— А то, что по бабской твоей жалости у Воронцовых с усадьбы мальчишка убег, — еле сдерживаясь, ответил Иван. «Сидели бы они в остроге, не было бы этого».
— Петенька? — ахнула царица. «Ему ж шесть лет всего, что ж ты, Иван, с детьми воюешь?»
— А ты меня не учи, как мне врагов государства уничтожать, — сказал царь, и — Анастасия даже не успела спрятать лицо, — ударил ее.
— Иван, — сказала царица, держась за покрасневшую щеку, — непраздна ж я, что ты делаешь…
— Кабы не твое чрево, сапогами я б тебя поучил, — сквозь зубы сказал царь. «Возомнила о себе невесть что, дрянь, змея!»
Анастасия под градом пощечин молчала, только дергалась у нее голова, и текли быстрые слезы по опухшим щекам.
Иван, утомившись, опустил руку. Царица, всхлипывая, утерла лицо платком и посмотрела на свои трясущиеся пальцы.
— Коли выкину я, Иван, то твоя вина будет, — сказала Анастасия, не смотря на мужа.
— Про Соломонию Сабурову забыла? — муж намотал на руку косы царицы и пригнул ее голову вниз. «Помни место свое, и молчи, паршивка».
Федор зашел на конюшню и прислушался. Сверху, с сеновала, доносились детские голоса.
— А как стрельцы пришли за батюшкой, — тихо сказал Петя, — Волчок им навстречу бросился.
И главный их сначала его сапогом отпихнул, а Волчок его укусил.
Тот обозлился, Волчка взял и голову ему об стену разбил. Я сам все это видел, я под столом сидел, — мальчик прервался и заплакал. «Я потом Волчка взял и на дворе похоронил, за амбаром, ямку вырыл, в ручник его завернул и «Отче наш» прочел. Я не знал, что на похоронах читают».
Марфа потянулась к мальчику и обняла его. «Петенька, — девочка вздохнула, — а давай ты Черныша возьмешь? Если б у меня собачка была, я б тебе ее отдала, да нетути».
— Ну что ты, Марфуша, Черныш, — он же твой, — покачал головой Петя.
— Он тебя тоже любит, — коты, черный и полосатый, — лежали, обнявшись, между детьми, в сене. Марфа пощекотала полосатого кота между ушами. Тот зевнул, не открывая глаз.
— А я Барсика себе оставлю, — сказала Марфа.
— Его, может, и не Барсик зовут, — улыбнулся Петя.
— Будет Барсик! — упрямо ответила Марфа. «Как я сказала, так и будет!»
— Куда ж мне Черныша? — погрустнел мальчик. «Я ж, Марфуша, вскорости уеду, как же с котиком-то ехать мне?»