Вельяминовы. Начало пути. Книга 3
Шрифт:
Александр распрямился и озорно спросил: «А вы ведь на закате отплываете, капитан Смит?»
— Ну да, — голубые глаза капитана грустно взглянули в сторону лесов на высоком откосе речного берега.
— У меня могут быть кое-какие хорошие новости, — небрежно заметил Александр, касаясь мешочка, что висел у него на шее.
— А ну давай, — потребовал капитан, широко улыбаясь.
Александр протянул записку и рассмеялся: «Мы с мисс Покахонтас занимаемся — я ее учу английскому, а она меня — своему языку, и еще из лука стрелять».
— Я очень, очень тебе благодарен, —
Он высадил Александра на деревянной пристани, и, обернувшись в шлюпке, увидел, как мальчик машет ему рукой: «Попутного вам ветра, капитан! Уже и не увидимся, наверное».
— И вам тоже! — крикнул в ответ Смит, и, посмотрев на «Открытие», подумал: «А кто его знает, какие там, на севере индейцы. Наши племена тоже — вроде мирные, землю обрабатывают, а, как в плен меня захватили, там, в горах — вряд бы я спасся, если бы не Покахонтас. Девочка моя, — он на мгновение бросил весла, — ну что же нам делать, а?».
Александр в последний раз посмотрел на удаляющуюся шлюпку, и, подхватив какой-то узелок, быстрым шагом направился к ограде поселения.
— Так, — сказал он, увидев Энни, что стояла, почесывая одной босой ногой другую, — я тебе все принес. Хоть ты меня на три года старше, — Александр окинул кузину оценивающим взглядом, — но ты такая хилая, что все придется впору. Тем более я высокий.
— Я не хилая, — обиженно заметила девочка, принимая узелок. «А если заметят?»
— А кто заметит? — ухмыльнулся Александр. «Отчим твой на совете, а потом они обедать сядут, я сам вчера мистеру Блаунту помогал оленей разделывать. А твоя мама приданое для ребенка шьет, и моя мама с ней, — так что не бойся. А платье и чепец тут оставим, под камнями, потом заберешь.
— Только не смотри, — строго сказала Энни, скрываясь в высоких, шуршащих на ветру камышах.
— Больно надо, — закатил глаза Александр и отвернулся.
— Ну все, можно, — раздался сзади голос кузины.
— Тебе так гораздо, гораздо лучше, — искренне сказал ребенок, глядя на стройного, маленького, белокурого мальчика, в темных бриджах и рубашке, что стоял перед ним.
Энни свернула льняные волосы узлом на затылке, и сердито ответила: «Я знаю. Мы с мамой, когда на Москве были, и сбежали из монастыря, в мужской наряд одевались, и волосы стригли. Я бы хотела опять так сделать, только папу Майкла, наверное, удар хватит, если я ему об этом скажу.
— Было бы очень кстати, — пробурчал Александр.
— Я еще шелк люблю, — мечтательно сказала девочка.
— Когда мама была фрейлиной в Копенгагене, ну, при дворе короля Кристиана, у нее были такие красивые платья — лазоревые, изумрудные, серебристые. А волосы она укладывала в высокую прическу, и переплетала жемчугом, — Энни с отвращением посмотрела на платье грубой, коричневой шерсти, что она держала в руках, и добавила: «Хоть бы глаза мои его не видели, каждый день одно и то же, а в воскресенье — черное!»
— Ну вот и уезжайте с нами, — ухмыльнулся кузен. «Ты же леди, у тебя поместье есть, земли — зачем тебе тут прозябать? Там ты сможешь стать фрейлиной при королевском дворе».
— Холодная, — передернула плечами Энни, попробовав воду, и тут же взвизгнула:
«Александр!»
— Нечего, — ответил кузен, брызгая на нее водой. «Поплыли, Покахонтас нас уже ждет, научишься из лука стрелять».
— Тоже мне умение, я на Москве еще с ним охотилась, как мы с мамой к морю шли, — Энни выпятила губу и нырнула в коричневые волны.
Полли посмотрела на крохотную рубашку и сказала: «Вообще, дорогая моя, я бы на твоем месте давно его отравила. Мне мать Покахонтас трав передала, понятно каких, — темно-красные губы улыбнулись, — наверняка, у них там, в горах, — Полли махнула рукой куда-то вдаль, — и другие есть».
Мэри долго молчала, сшивая маленький чепчик, а потом, тяжело вздохнув, ответила: «Он всегда ждет, пока мы с Энни первыми попробуем еду. Да и, знаешь, не хочется мне на костер вставать, эти же, — она поджала тонкие губы, — в совете, вон, и так говорят — у нас посевы не удались, потому что в поселении дьявол, вселился в кого-то».
— Ну конечно, у его преподобия если не блуд на уме, то дьявол, — Полли потянулась и взяла тонкую, покрасневшую от стирки руку сестры. «Поехали с нами, Мэри. Кузен Ник плевать хотел на совет, и на твоего мужа. У него семьдесят пушек на корабле, твой муж просто побоится с ним спорить».
— Он все-таки отец, Полли, — Мэри подняла лазоревые глаза. «Ну как я могу увозить дитя от его отца, каким бы он ни был? Да и потом, может быть, когда я рожу, Майкл мягче станет. У него тоже — не самая легкая жизнь была, Полли, он очень одинок был, до тех пор, пока меня не встретил».
— А как встретил, — сразу стал избивать, — ядовито ответила сестра. «И ведь ты ему говоришь, что ты себя плохо чувствуешь, Мэри, говоришь ведь? И он все равно тебя заставляет?»
— Говорю, — Мэри перекусила нитку белыми зубами. «А он отвечает, что это мой долг жены, и я не имею права ему отказывать, — никогда». Она помолчала и спросила: «А что за травы у тебя?»
— Кто ж их знает, как они называются? — пожала плечами Полли. «Одна — чтобы не понести, а вторая — чтобы крови пошли. Тут же нет ничего — ни дикой моркови, ни спорыша, ни пижмы, ни мяты болотной, а нам еще матушка говорила, если помнишь — без них — никуда».
— За них тоже можно на костер отправиться, — заметила Мэри, любуясь чепцом. «Я травы пила, ну, с Робертом, да и еще, ну, вы тоже, наверное… — женщина покраснела.
— Конечно, — Полли собрала шитье, и заметила, вставая: «Это если муж — человек хороший, понимающий, Фрэнсис тоже такой был. А твой нынешний…, - она пожала плечами и стала нарезать свежий хлеб. «Сейчас перекусим, и пойдем, прогуляемся, нечего тут сидеть, его преподобие на совете, вряд ли до вечера появится».
— Ему скажут, что я за ограду выходила, — Мэри поднялась, чуть охнув, и добавила: «Мальчик, наверное. Энни потише была, не ворочалась так».