Вельяминовы. Начало пути. Книга 3
Шрифт:
— Не все мужчины такие, как тот мерзавец, — сердито ответил Питер. «И я вам обещаю, — если он жив, я его найду, и мы с ним расправимся».
— Почему? — вдруг спросила девушка, нагибаясь, срывая какой-то цветок.
Питер искоса взглянул на синие лепестки и сварливо сказал: «Ну, вы же родственница дона Исаака и доньи Ханы, а значит — семья. И прекращайте рвать цветы».
— Мужчинам не нравится цветы? — поинтересовалась Ракель.
— Нравятся, отчего же, — Питер невольно рассмеялся. «Просто это незнакомая местность, и он может быть ядовитым, вот и все.
Девушка кивнула и засунула цветок за маленькое, нежное, алое в свете заката ухо.
— А вот и та самая река, — Смит обернулся к ним. «Прислушайтесь».
Они вышли на берег, и Дэниел, посмотрев вверх по течению, сказал: «Неужели и вправду, капитан Смит, они тут на пирогах плавают?»
Смит взглянул на бурлящую, белую воду, на острые скалы и ответил: «И не поверите, как ловко, мистер Вулф. Там есть одна пещера, — он указал на склоны горы, — можно в ней устроиться на ночлег, пойдемте. Завтра к обеду уже и до Веровокомоко доберемся, думаю».
Стены длинного, деревянного дома были увешаны полосатыми хвостами. Мальчишки лежали на кипе оленьих шкур у входа и кто-то, зевая, сказал: «Ну, когда уже обед-то, знают ведь, что мы на охоту идем».
Низкие лучи заходящего солнца окрашивали тростниковые стены в золотой цвет и Александр, потянувшись за «Комментариями», что лежали под меховой подушкой, сказал:
«Давайте, я вам еще почитаю, про того великого вождя».
— Да, да, — крикнули вокруг и один из младших мальчиков, почесав черноволосую голову, сказал: «Я помню. Мы остановились на том месте, где они откочевали на зимние стойбища.
А зачем? Почему им надо было менять стойбище, какая разница — лето, или зима?»
— Зимой холодно, — наставительно сказал Александр, и заложил пальцем нужное место.
— Ну не так уж, — протянул один из сыновей вождя. «Сейчас зима, и мы никуда не двигаемся».
— Это потому что снега нет, — крикнул кто-то сзади. «Мой отец его помнит, снег, он очень белый и очень холодный».
— Когда я жил на севере, рядом с большим морем, — начал Александр, но тут маленькая девочка появилась в проеме, и, не заходя в мужской дом, почесывая одной босой, пухлой ножкой, — другую, положив палец в рот, сказала: «Обед готов».
Выйдя на большую, с утоптанной землей площадь, Александр свистом подозвал рыжую собаку, что грелась у костра и ласково сказал: «Ну что, Цезарь, пойдем на охоту, да?
Принесем оленя, а может, — и двух».
Мать сняла с огня большой глиняный горшок, и усмехнулась: «Налетай». Полли подхватила тонкую кожаную, расшитую бисером юбку, и, поправив перевитые бусами из сушеных ягод кудри, присела рядом с сыном.
— Запеченная рыба, — одобрительно заметил мальчик. «Поэтому так долго». Он потянулся за тонкой лепешкой из кукурузной муки, и, завернув в нее истекающую соком рыбу, пробормотал: «Зато вкусно».
— Манеры, граф Ноттингем, — мать шутливо потрепала его по голове и дала еще одну лепешку. «Сегодня опять приходили свататься, — вздохнула Полли, глядя на ворота поселения. «Я отказала, понятное дело, но сам знаешь, у них тут не принято долго вдоветь.
А Покахонтас говорит, что капитан Смит, наверное, погиб, раз он за ней не возвращается».
— Покахонтас стоит поменьше грустить, — Александр дожевал лепешку и вскочил на ноги. «Я лично передал письмо капитану Ньюпорту, мама. Все будет хорошо. Давай, — он оглянулся, — мальчишки со своими собаками уже выходили из ворот. «Вернусь утром, принесу оленя», — он потянулся и быстро поцеловал мать в щеку.
Полли собрала посуду и, посмотрев вслед сыну, тихо сказала: «Но ведь капитан Ньюпорт мог просто не доплыть до Старого Света, мальчик мой. Море есть море».
Она расставила чистые горшки вдоль стены женского дома, и, зайдя внутрь, собрав нужные мешочки с травами, сказала кормящей индианке: «Сейчас сварю снадобье, и его животику стане легче».
Полли опустилась на колени. Погладив младенца, лежавшего в перевязи, по мягким, темным, словно сажа, волосам, она подумала: «Господи, а я ведь даже не знаю, кто у сестрички моей родился. Ну, сделай ты так, чтобы все здоровы были».
Он шел в ночной тьме, слыша дыхание Цезаря рядом. Как всегда, на охоте, Александр держал лук наготове — олени были быстрыми, и, если вовремя не выстрелить — исчезали в лесной чаще. Он почувствовал, что Цезарь насторожился — пес был умным и никогда не лаял попусту. Мальчик увидел движение за деревьями, и мгновенно выпустил стрелу, а за ней — еще одну.
Цезарь одобрительно гавкнул, — тихо, едва слышно.
— Я знаю, что я молодец, — усмехнулся Александр, — но все равно, — спасибо». Он ощупал животное, — олень был небольшим, и подумал: «Надо его в ту пещеру оттащить, там полежит до утра, а мы пока с Цезарем еще побродим. А потом вернусь с мамой и разделаем».
— Пошли, — велел он собаке. «Помнишь, мы там от бури прятались. Сейчас оставим его там, — он напрягся и поднял оленя на плечи, — а потом дальше пойдем. А то мало ли, еще рысь явится, и останемся без мяса».
Мальчик поднялся вверх, среди серых камней, — Цезарь проворно бежал сзади, — и увидел при свете появившейся из-за туч луны вход в пещеру. Александр застыл на одной ноге и прислушался. «Вот, значит, как, — сказал он себе под нос.
Опустив оленя на землю, он коротко велел Цезарю: «Жди!». Тот сел, сложив лапы, подняв уши. Александр достал из кожаных ножен кинжал и заглянул в пещеру. Он лежал прямо у входа, а сзади, — Александр присмотрелся — было еще трое.
Мальчик встал на колени, и, приставив кинжал к горлу человека, велел: «Тихо!». Мужчина открыл один синий глаз, и, посмотрев на него снизу вверх, улыбнулся: «Здравствуй, племянник».
— Какой закат сегодня красивый, — тихо сказала Энни, глядя на багровое зарево над горами.
«Так что там мой отчим говорил?»
Чарли Уильямс оглянулся и внезапно, витиевато выругался. «Он новые правила вводит, теперь мало того, что каждый берет себе столько жен, сколько захочет, так еще и можно венчаться с двенадцати лет. Вон, как Маргарет».