Вельяминовы. Начало пути. Книга 3
Шрифт:
— Не знаю, — паренек шмыгнул носом. «Черный Джек меня вызвал и сказал: «Отведешь этих двоих в «Иголку и Стог Сена», и чтобы было тихо, понял? Иначе не только твоя голова полетит, но и моя, тут такие люди просят, что им не отказывают».
— Не отказывают, — тихо повторил Джон.
— А дама милая, — мальчишка выпятил губу. «От нее пахло, вкусно, как в театре, нам разрешают после представления огрызки с пола подбирать, ну апельсинов. Я ей сказал, мол, — от вас так же пахнет, мисс, а она улыбнулась и купила мне целый фунт, у зеленщика.
Так сладко
— Ну что ты, — Джон потрепал его по немытой, светловолосой голове. «Там у задней двери никого не будет? — указал он на таверну.
— Да все спят еще, — мальчишка глубоко, отчаянно зевнул. Джон протянул ему серебряную монету и ласково сказал: «Беги, и ты ложись».
— Матери отнесу, — благоговейно сказал мальчишка, пробуя монету на зуб. «Как отец спьяну в реке утонул, она сами знаете, чем заниматься стала, — мальчик на мгновение отвернулся, — да у нее еще трое младших на руках, много не заработаешь, за ними смотреть надо. Ну да я помогаю, конечно».
— Сколько тебе лет-то? — вдруг спросил Джон.
— Восемь, — отозвался мальчик и, помявшись, спросил: «Мистер, а вы слышали, говорят, в Дептфорде школа для сирот есть? У меня друг был, Саймон, его туда взяли, у него отец в Индию плавал и умер там, от лихорадки. Там, в школе, говорят, каждый день горячим кормят, — мальчик восторженно вздохнул и тут же, угрюмо, добавил: «Врут, должно быть».
— Не врут, — серьезно сказал Джон. «Ты вот что, — он задумался, — я тебе в «Белом Олене» записку оставлю, возьмешь и отнесешь ее в Дептфорд, на верфь Британской Ост-Индской компании. А там уже они обо всем позаботятся. Запомнил?»
— Не дурак же я, — оскорблено сказал мальчишка. «Вы, — он вдруг поднял голову, — не обманете, мистер, у вас глаза такие, как надо. Спасибо, — он протянул маленькую, грязную, с обгрызенными ногтями руку.
— Не обману, — ответил Джон, пожимая ее. Он проводил глазами затрепанную рубашку, и, вздохнув, подумал: «Сын, да. Ну, ведь всегда можно взять сироту. Выращу, ничего страшного. Меня, конечно, судить будут, — он усмехнулся, — Звездная Палата, ну да указ против дуэлей мы только готовим, король его еще не подписывал. Штраф заплачу, и все. Это если он меня не убьет, конечно. А вот если убьет, — Джон даже приостановился, — ляжет на плаху, Яков ему такого не простит».
Он поднялся по узкой, дурно пахнущей лестнице, и, остановившись в низком, темном коридоре, повел носом. «Не обманул мальчик, — подумал Джон. Из-за тонкой, рассохшейся двери пахло апельсином — горьковато, волнующе.
Он услышал скрип кровати и томный, задыхающийся смех. «А теперь вот так, — сказал низкий, ласковый мужской голос.
— О да, — Констанца тихо расхохоталась, — тебе это нравится, я уже поняла. Впрочем, — она застонала, — мне тоже, да, Николас, да, еще! Я люблю тебя!
Джон прислонился к стене и закрыл глаза. «Белла мне это тоже говорила, — вспомнил он, — сначала. А я — молчал, а потом вставал и уходил работать, и она оставалась одна, в этой огромной кровати. Господи, я уж и забыл, как это — спать с кем-то в одной постели. Потом она тоже стала молчать, — просто лежала, и ждала, пока все закончится. Обязанность, да, — он тяжело, как от боли, вздохнул.
— Пусть идет, я ей отдам деньги, она все равно не будет со мной жить, если я убью ее брата.
А если он убьет меня — она останется богатой вдовой. Николаса казнят, конечно. Ну, так тому и быть.
Мужчина открыл глаза. Из-за двери донесся строгий голос Констанцы: «Посмотри, это просто. Леонардо, в своей летательной машине, использует тягу лопастей. Я тебе рассказывала о прототипе подводной лодки, — на испытаниях я поняла, что нужны не весла, а винты. Если такой винт прикрепить на корму корабля…Николас, я черчу!
— Прости, — сказал виновато мужчина. «Я один раз поцелую, и все, больше не буду. Ну, пока, — они оба рассмеялись, и Джон, стиснув зубы, — высадил хлипкую дверь ногой.
Констанца, обнаженная, лежала на кровати, подперев острый подбородок кулаком, быстро что-то рисуя серебряным карандашом в тетради. Она повернула голову, и, встряхнув распущенными волосами, отведя с лица рыжую прядь, холодно сказала: «Я знала, что ты любитель следить за людьми, но не в такой мере, Джон. У тебя есть своя постель, в ней и занимайся, чем хочешь, а нас оставь в покое.
Он увидел, как большая рука Николаса ложится ей на плечи. Шпага — с золоченым эфесом, — лежала на горке одежды, что была брошена рядом с кроватью.
— Ты, — поморщился Джон, — в этом притоне…
Констанца покусала карандаш и рассеянно ответила: «Я родилась в подвале, на сломанной кровати, и до двух лет делилась хлебом с крысами, что жили у нас, в Каннареджо. Так что я справлюсь».
Он покраснел, и, не глядя в лазоревые, холодные глаза капитана Кроу, сказал: «Я жду вас внизу, сэр Николас».
На дворе дул прохладный ветерок с Темзы, шелестели листья деревьев, едва слышно ржали лошади в покосившейся, старой конюшне.
Джон услышал тяжелые шаги по лестнице и стянул перчатку с правой руки. Он, было, хотел, бросить ее на утоптанную землю, но Николас усмехнулся: «Не утруждайтесь». Он выхватил перчатку и, повертев ее, хмыкнул: «Пишите завещание, ваша светлость. Пистолеты или шпаги?»
— Шпаги, — коротко ответил Джон. «Завтра на рассвете, в Ричмонд-парке, там есть сторожка у ручья. Без секундантов».
— До встречи, — Николас поклонился, все еще улыбаясь.
— А la outrance, — добавил Джон, вскинув голову, и, развернувшись, не оборачиваясь, — пошел вдоль узкой, еще пустынной дорожки к перевозу на Темзе.
Питер расседлал коня и сказал адмиралу, что встречал его на ступенях: «Там мистрис Доусон кое-какой провизии передала, пусть мистрис Мак-Дугал примет».
— Дети как? — спросил Виллем, забирая у него уздечку. «Не плакали?»
— Майкл просил привезти верблюда, хотя бы маленького, — рассмеялся мужчина. Виллем заглянул в окошко возка и сурово спросил: «А это еще что такое?»