Вельяминовы. За горизонт. Книга 2
Шрифт:
– Юного Горовица от нас забирают перед Пуримом, – вспомнил Эмиль смешливый голос доктора Судакова, – он идет на курс молодого бойца. Отправляй Тикву в страну, не сомневайся. Фрида ждет ее приезда, девчонки переписываются…
Рождественские подарки из Конго, Парижа, Лондона и Рима распаковали, но ханукальные, от семьи Судаковых, ждали своей очереди. На заваленном книгами столе, рядом с Гольдбергом, стояли два ханукальных светильника:
– Двадцать шестое декабря… – он бросил взгляд на дату в газете, – первая свеча. Завтра пора на работу, рождественские каникулы заканчиваются…
За
Элиза и Роза бегали во двор храма, к маленьким яслям, где лежала фарфоровая кукла младенца Иисуса. Мальчики и девочки выстраивались в очередь, чтобы погладить кроткого ослика, покормить кур и петуха, устроившихся на насесте. Получив от Гольдберга мелкие монетки, двойняшки устремлялись к тележке на краю церковной площади. Аккуратно ступая по булыжнику, пони возил детей по кругу, рядом с кованой оградой городского сквера:
– На Рождество я им подарил шубки, – улыбнулся Гольдберг, – они потребовали одинаковые… – девчонки, в шубках серого кролика, в пуховых капорах, махали ему, сидя в тележке. Эмиль вернулся к газете:
– В Леопольдвиле, они, наверное, нарядили пальму, – решил Гольдберг, – Лаура все-таки отпускает Джо в Африку… – граф Дате уезжал на экватор в начале лета, – хотя он упоминал, что ему предложили отличную зарплату в компании, где работает Виллем…
Джо должен был занять место барона. Виллем написал, что еще год пробудет в Конго:
– Во-первых, я не хочу оставлять Маргариту одну, ее контракт еще не закончился, а во-вторых, меня зовут в инженерный батальон войск ООН… – беспорядки в стране продолжались, но Виллем и Маргарита уверяли, что они в безопасности:
– Ватикан не отозвал отсюда ни одного священника, – Эмиль читал изысканный почерк девушки, – наоборот, присылают все новых. Но Симон, то есть Шмуэль, после рукоположения собирается не к нам, а в Южную Америку. Ему надо практиковать испанский язык…
Судя по газете, будущий отец Кардозо успел попрактиковаться и в польском. Гольдберг закончил читать репортаж о праздновании рождественской мессы в Новой Гуте, индустриальном пригороде Кракова. В городе-спутнике, заново отстроенном коммунистами, не было церкви:
– Епископ Кароль Войтыла, несмотря на запрет властей, отслужил Божественную Литургию в чистом поле, у креста, поставленного работниками сталелитейной фабрики. На мессу пришли десятки тысяч людей. На следующее утро, в Рождество, коммунистическая милиция уничтожила распятие, однако через несколько часов на поле выросло несколько крестов…
Анонимный репортаж из «L’Osservatore Romano» перепечатали все газеты католических стран Европы. От доктора Судакова Эмиль знал, что автором был Шмуэль Кардозо:
– Он знаком с Войтылой с военных лет, – вспомнил Гольдберг, – отец Кароль служил в приюте Требница…
В храме Мон-Сен-Мартена появилась еще одна копилка: «В помощь нашим польским братьям по вере, страдающим под гнетом коммунизма». По распоряжению Виллема и Маргариты, Гольдберг, их поверенный в делах, передал большое пожертвование папскому нунцию в Бельгии:
– Виллем написал, что им не жаль никаких денег для борьбы с коммунизмом. Надеюсь, что он сам не отправится в СССР. Джон и Меир там сгинули, их дети осиротели. Хорошо, что хотя бы Волк вернулся… – наткнувшись на заметку петитом об удачной пересадке сердец у собак, Гольдберг потянулся за блокнотом:
– Доктор Лоуэр, Стэнфордский университет. Надо связаться с ним, расспросить об операции. Но это только собаки, до проведения трансплантации человеку далеко… – на кухне что-то загремело. Гольдберг добродушно поинтересовался: «Долго еще?». Лада высунулась из двери, отряхивая руки о фартук:
– Сейчас, месье Эмиль, – девушка раскраснелась, – осталось только начинить пышки вареньем, то есть джемом… – Гольдберг отвел глаза от светлых прядей, падающих на шею девушки:
– Она здесь только с осени, но у нее уже совсем местный акцент. Она даже валлонский подхватила, хотя в школе его не преподают… – Лада вела и класс хореографии в рудничной школе, – но она актриса, у нее хороший слух… – девчонки, появившись рядом с Ладой, зачастили:
– Сейчас, папочка. Еще латкес и жареная картошка… – Эмиль потянулся:
– С майонезом и сыром. Впрочем, мы в Бельгии, – он отложил газету, – после обеда мы с мадемуазель Ладой посмотрим вашу ханукальную сценку, вы получите подарки… – Лада и девочки скрылись за дверью. В вестибюле завыл гонг, заливисто залаял Гамен. Эмиль нахмурился:
– Кого несет? Выходной день, поселок доедает рождественского гуся с тушеной капустой, а в больнице все в порядке. Начальника почты я видел на улице, он мне ничего не сказал… – Гольдберг немного побаивался за Виллема и Маргариту:
– Она в Леопольдвиле, где стоят бельгийские войска и силы ООН, а Виллем в самой глуши, в джунглях. Хотя он офицер, взрослый человек… – загремели засовы, Гамен закрутился под ногами. На серый лимузин сыпались хлопья снега, он держал бумажные пакеты:
– Ты неожиданно, месье Маляр, – хмыкнул Гольдберг, окинув его взглядом, – без предупреждения. Или с Тиквой что-то случилось… – он внезапно испугался. Мишель покачал головой:
– С ней все в порядке, она дома, с Джо, Пьером и Ханой. Они позаботятся о Лауре. Позволь войти, я пять часов провел за рулем. Дороги у вас, честно говоря… – приняв свертки, Гольдберг весело закончил:
– Проселочные. Но шоссе починили с тех пор, как мы все вокруг перепахали минами. Заходи, конечно…
Посторонившись, он пропустил Маляра в дом.
Темные кудряшки Розы перепачкала сахарная пудра, на щеках Элизы виднелись разводы джема. Наевшись пышек, двойняшки перекочевали на ковер в гостиной:
– Мы поиграем с куклами, – Элиза сладко зевнула, – спасибо, дядя Мишель… – в серебряных ханукиях давно потухли свечи. Погасив верхний свет, Эмиль щелкнул рычажком торшера: