Вельяминовы. За горизонт. Книга 2
Шрифт:
– Мама тебя сама наберет, только скажи, когда тебе удобно. Папа, разумеется, ничего не подозревает. Он считает себя самым здоровым человеком в Америке… – Марта помолчала, – но моему брату всего четырнадцать лет. Папа должен увидеть, как Петя получит диплом, начнет строить, как он женится. Он должен повозиться не только с моими мальчишками. И вообще, он собирался дожить до ста лет… – судя по папке, месье Драматург, как его по старой памяти называл Гольдберг, страдал стенокардией:
– Грудная жаба, как раньше говорили, – Эмиль откинулся в кресле, – я не стал ничего скрывать от миссис Анны… –
– Месье Гольдберг, но ведь Федору Петровичу еще не исполнилось шестидесяти… – Эмиль отозвался:
– Мадам Анна, ваш муж начал воевать в четырнадцать лет. Неудивительно, что у него проблемы с сердцем… – ему не надо было доставать папку, чтобы вспомнить результаты анализов:
– Прежде всего ему надо бросить курить… – с девчонками в доме он и сам стал курить меньше, – и пусть он поедет в Нью-Йорк, к профессору Курнану…
Пользуясь связями Мишеля в правительстве, Гольдберг получил возможность лично поговорить с нобелевским лауреатом, французом по происхождению:
– Курнан объяснил, что исследование пока неточное, однако в госпитале Бельвью на Манхэттене, где он работает, готовы принять месье Драматурга. Надеюсь, что трансплантация ему не понадобится, тем более такое вмешательство еще никто не делает. Но как привести в порядок его сосуды… – Гольдберг подумал об операциях партизанских времен:
– Что далеко ходить, покойный доктор Лануа такую провел. Я и забыл, что моя правая рука была когда-то искалечена… – слегка искривленные пальцы крепко держали карандаш… – правильно он тогда сказал, здоровые сухожилия берут на себя роль больных. Я уверен, что и больные сосуды можно вылечить, таким путем… – склонившись над блокнотом, Гольдберг набрасывал схему сердечного кровообращения. Резко зазвонил телефон, он не глядя поднял трубку. Послушав знакомый голос, Эмиль добродушно ответил:
– Приходите, мадемуазель Лада. Прямо сейчас и приходите, после обеда у меня операции… – закончив разговор, он повертел карандаш:
– Она сказала, что у нее срочное дело. Что может быть срочного? В поселке даже гриппа нет в этом году… – пожав плечами, Гольдберг вернулся к рисунку.
В ушах Гольдберга бился четкий, размеренный звук. Осторожно приложив рожок к нежному животу, Эмиль поймал себя на улыбке:
– С Цилой так было, на похожем сроке, в три месяца. Только у нее я услышал два сердцебиения… – шесть лет назад он подумал, что ослышался:
– У нас тогда не было прибора Допплера… – техника появилась в больнице только этой весной, – я не хотел говорить Циле, боялся, что ошибаюсь. Но через месяц все стало ясно… – здесь ему тоже все было ясно:
– Матка увеличена. Она оставила мочу, мы проведем анализ, но и без анализа понятно, что она ждет ребенка… – на щеках девушки полыхали алые пятна. Она лежала на кушетке, отвернув голову. Эмиль видел ее влажные ресницы, потеки слез на лице. Лада прерывисто дышала:
– У меня всегда все случалось нерегулярно, – тихо сказала девушка, – но я уже была… – она прервалась, – в общем, тогда все закончилось операцией, месье Гольдберг, но мне кажется, что я опять… – голос угас, она уставилась в стену:
– Тогда я и предложил ей оставить мочу в умывальной, провести осмотр… – Гольдберг разогнулся:
– Смотрите, – весело сказал он, – так называемый рожок Пиньяра. Профессор Пиньяр был известным французским акушером. Рожок мне подарил известный вам месье де Лу… – черное дерево инструмента украсили серебряной табличкой с гравировкой:
– Ученик превзошел учителя. Барону де Лу от профессора Пиньяра… – передавая Эмилю бархатный футляр, Мишель усмехнулся:
– Хорошо иметь доступ к архивным фондам. Мы собираем вещи для будущей коллекции музея медицины… – рожок нашелся в архиве барона де Лу, в Сорбонне. Мишель добавил:
– Дома бы инструмент не сохранился, в обеих квартирах после войны было хоть шаром покати. У меня в семье врачей не ожидается, Пьер хочет служить в полиции, а тебе вещица пригодится… – прибор Допплера был еще несовершенен, звук сопровождался сильными помехами. Эмиль предпочитал старинные, испытанные инструменты.
Он видел, как изменились глаза девушки при упоминании Мишеля:
– Русские хотели подсунуть ее Маляру, превратить в медовую ловушку, – Эмиль скрыл вздох, – бедная девочка. Я еще в Париже понял, что Мишель ей увлекся. Комитет, то есть гэбисты, тоже поняли, и не преминули воспользоваться возможностью… – он не хотел ничего спрашивать у Лады:
– В Берлине она была совсем одна. Приехал Мишель, она бросилась к нему за поддержкой. Нельзя ее обвинять, она искала тепла, а Марта и Волк, честно говоря, – Эмиль покрутил головой, – не те люди, с которыми хочется разводить задушевные беседы. Особенно Марта, у нее не взгляд, а рентгеновский луч…
Подумав о рентгене, он пожалел, что ультразвуковое исследование человеческого тела остается экспериментальной практикой:
– Мы могли бы измерить величину головы плода. Сейчас мы все прикидываем на глаз, отчего в родах случаются осложнения. Надеюсь, у нее все будет в порядке. Хотя она здоровая, молодая девушка. Одна операция большого значения не имеет… – о подробностях первой беременности Лады доктор Гольдберг спрашивать не собирался:
– Я тоже стал немного шахтером, – подумал он, – захочет она, сама все расскажет.
Он убрал рожок:
– Ширму я оставляю здесь… – японскую ширму из вещиц де ла Марков в кабинет притащила еще Маргарита, – одевайтесь, мадемуазель Лада, я сварю кофе… – следя за спиртовкой, он слушал шуршание, из-за выцветшего шелка, с видами журавлей, летящих на Фудзи и Холма Хризантем. Белая, засушенная хризантема, в искусном стеклянном футляре, покоилась с другими реликвиями в приделе храма Святого Иоанна Крестителя:
– Кюре всегда очень хвалит Джо, – подумал Гольдберг, – говорит, что он серьезный юноша, верующий католик. Наверное, Джо не хотел делать предложения Маргарите из-за денег. Она наследница половины компании, а их семья все потеряла во время войны. Но землю, где стоял замок, ему вернули… – из окна кабинета Гольдберг не видел холма с развалинами замка де ла Марков, однако он и так знал, что происходит на руинах:
– Ничего не происходит, лаз в подвал почти зарос, камни покрыты цветами. Виллем обещал все восстановить, когда он вернется в Мон-Сен-Мартен… – Джо часто обедал у них дома, играл с девчонками, но Эмиль не расспрашивал юношу о Маргарите: