Вельяминовы. За горизонт. Книга 2
Шрифт:
– Ей сейчас девять лет, если она выжила. Не думай о ней, ее никогда не было… – в ушах забился младенческий плач, засвистел горный ветер. Поднявшись, Адель повернула картину к стене. На столике рядом с блюдом клубники, лежал антикварный маникюрный набор, в серебряном футляре:
– Это не был он, – твердо сказала себе Адель, – в Вене я видела похожего человека, только и всего. Высокий, светловолосый, средних лет мужчина, каких тысячи… – запястье горело, словно в огне. Адель почти захотелось искромсать руку ножницами:
– Или съесть целый торт, а потом ринуться в туалет, – она оглянулась, – очиститься, вывернуться наизнанку. От Генрика
– Зачем? Это светская вечеринка, ты здесь единственная женщина. Побалуй их декольте, для карьеры это хорошо. Мы получим и другие приглашения, вокруг нас богачи. Нам надо купить виллу, обеспечить будущее детей… – Адель прикусила губу:
– Он хочет забыть, как он подбирал окурки в Бреслау и питался объедками. И я хочу забыть, все, что случилось, забыть и никогда не вспоминать… – рука потянулась к надежно спрятанному среди букетов конверту. Он возмужал, но Адель его узнала:
– Он сделал вид, что мы незнакомы… – конверт надписали решительным почерком, – он деликатный человек… – она развернула бумагу. Листок вырвали из блокнота:
– Дорогая мисс Адель, если вы позволите вас так называть, поздравляю вас с замужеством. Я не смею надеяться, что вы меня помните, но мы встретились в форте Латрун, в Палестине, десять лет назад. Я очень рад, что вы счастливы, мисс Адель. Пожалуйста, помните, если вам понадобится какая-то помощь, я сделаю все ради вас и вашей семьи. Пишите на мой абонентский ящик на женевском почтамте, и я немедленно свяжусь с вами, где бы я ни был. Примите мое искреннее восхищение вашим великим талантом, и мою любовь, дорогая мисс Адель. Всегда ваш… – она опустила конверт:
– Абу Аммар, теперь Ясир Арафат… – запястье успокоилось, девушка поймала себя на улыбке. Устроив письмо в брюссельского кружева мешочке с бельем, она пошла в ванную.
Интерлюдия
Париж, лето 1959
– На карнавале Марди Гра один парень, он меня туда и привез, напился и не мог встать. Я хотела уехать домой. Пальто было в раздевалке, а номерок у него в кармане. Я сказала: «А черт с ним, поеду так!» И пошла искать такси. В это время кто-то схватил меня за руку и сказал: «Я вас отвезу». Когда мы выходили, этот человек снял с себя пиджак и накинул мне на плечи. И тогда я посмотрела на него. По-моему, я никогда его раньше не видела, правда…
В полутемном зале, среди потертых, красного бархата кресел, раздался невеселый смешок. Заскрипели половицы сцены. Она, словно слепая, пошарила рукой впереди себя. Белая рубашка девушки светилась в косых лучах летнего солнца, пробивающегося сквозь спущенные жалюзи.
Неделю назад, в конце июня, режиссер Театра Ателье на Монмартре, начал предварительные репетиции новой пьесы Теннесси Уильямса:
– Нас, что называется, закидают помидорами, – заметил месье Барсак ассистенту, – газеты взвоют, посыплются обвинения в аморальности и так далее… – он бодро закончил: «Не в первый раз». О серьезных репетициях или даже читке пока речь не шла. Перед скорыми театральными каникулами месье Андре хотел, по крайней мере, определиться с актерами:
– На роль Кэтрин я устрою отдельный кастинг, как принято выражаться в Голливуде, – сказал он Аарону Майеру:
– Миссис Венебл у нас есть, но, боюсь, наши молодые актрисы не потянут роль сумасшедшей… – она кружилась по сцене, негромко напевая. Аарон видел кузину Дате в моноспектаклях, в кабаре, но все равно затаил дыхание:
– Как она это делает? От нее глаз не отвести, все вокруг исчезает… – он вздрогнул от хлопка в ладоши:
– Достаточно, спасибо… – кивнул месье Андре, – вы сами знаете, Дате, что я бы взял вас на роль, прямо сейчас…
Спустившись в зал, сунув ноги в туфли, она накинула черный, мятый льняной пиджак, с большой брошью, тканевым цветком. Серо-голубые, слегка раскосые глаза немного припухли, она казалась усталой. Порывшись в сумочке, девушка достала пачку «Голуаз». Аарон успел щелкнуть зажигалкой, кузина выдохнула сизый дымок:
– Я польщена, месье Андре… – она пожала худыми плечами, – но, честно говоря, я не театральная актриса, я предпочитаю кабаре… – кузина покачала лаковой лодочкой, – и я обещала мадемуазель Пиаф провести с ней летние каникулы, в ее загородном доме. Тем более, приезжает мой брат… – граф Дате прилетал в аэропорт Орли через несколько дней, – надеюсь, что вы меня поймете, месье Андре… – режиссер что-то пробурчал.
Родившись в России, месье Барсак эмигрировал на запад после революции. За месяц работы в Театре Ателье Аарон стал разбирать русскую ругань:
– Дядя Теодор предупреждал, что месье Андре не стесняется в выражениях, так и случилось… – протекцию письмом ему составил тоже дядя Теодор, знавший режиссера с довоенных времен. Аарон наотрез отказался селиться на рю Мобийон:
– О набережной Августинок речь не заходила, – он украдкой бросил взгляд на часы, – тетя Лаура терпеть не может маму, а, значит, и меня… – Аарон объяснил матери и отчиму, что собирается жить поблизости от театра:
– Я люблю поспать, – заметил юноша, – не хочется добираться с Левого Берега на Монмартр на метро… – отчим развел руками:
– Если ты предпочитаешь варить кофе на треноге и питаться яйцами вкрутую… – Аарон ухмыльнулся:
– Дались им эти яйца. В любом случае, у меня есть своя кухонька… – через знакомых художников кузина Хана отыскала пустующую студию по сходной цене. При единственной комнате имелась и стылая ванная.
Большое окно выходило на склон холма. По утрам Аарон видел облака в высоком небе Парижа, стаи птиц на горизонте, отдаленный очерк Эйфелевой башни. Он привез из Лондона портативную пишущую машинку, водрузив ее на шаткий, купленный на блошином рынке столик. Они с кузеном Пьером пошатались по барахолкам. Аарон обзавелся чайником, парой кастрюль и сковородок, разрозненной посудой. С кузеном они сколотили книжные полки, из выброшенных после ремонта досок. Книги, правда, выплескивались и на пол, возвышались стопками вдоль стен. Аарону присылали новые издания приятели из Лондона и Дублина. Он записался в публичную библиотеку, а дядя Мишель устроил ему встречу с месье Беккетом.
Аарон не надеялся на возможность занятий, но, как и просил драматург, связался с ним через неделю, с театрального телефона. Беккет неожиданно согласился принять Аарона на, как выразился автор, приватный мастер-класс:
– Ко мне ходят местные драматурги, – заметил он, – вы пишете на английском, но французский язык у вас бойкий, вы быстро вольетесь в процесс… – занятия начинались в сентябре.
Стрелка на часах приближалась к полудню, Аарон взглянул на кузину. Хана одними губами сказала: