Вельяминовы. За горизонт. Книга 2
Шрифт:
– Они целуются, – сердце девушки заныло, – они пойдут к Аарону и у них все случится, а я даже никогда не была на свидании, – пошарив в пакетах, она нашла флакон с таблетками:
– Бутылки с пробками, но у меня есть фляжка от дяди Меира… – полупустая фляга болталась на дне сумки. Такси вывернуло на многолюдный бульвар Рошешуар. Поморщившись от яркого света фонарей, высыпав в рот несколько таблеток, Хана запила их коньяком:
– Только музыка… – девушка сделала еще пару глотков, – у меня тоже ничего нет, кроме музыки, но ничего больше и не надо… Я
Кинув флягу в сумку, девушка склонилась над блокнотом.
В бронзовых канделябрах горели высокие свечи. Над башнями собора Парижской Богоматери играл летний закат. Верхний свет в парадной столовой не включали. Отблески пламени освещали полированный стол орехового дерева, антикварное серебро приборов.
При ремонте в апартаментах отреставрировали потускневшие фрески, прошлого века. Показывая Маргарите с Виллемом квартиру, барон де Лу заметил:
– Роспись салонная, как и на рю Мобийон, большой ценности не имеет. На Ганновер-сквер работал Альфонс Муха, а в Париже трудились бойкие живописцы, – он усмехнулся, – но мне не хотелось избавляться от исторического декора… – Маргарита оглядывала гулкие комнаты:
– Вид здесь, наверное, лучший в городе… – за окнами лежал остров Сите, – однако похоже, что сюда заходят только для уборки… – квартиру обставили в классическом стиле. Мраморные камины блестели чистотой, на бархатных диванах по ранжиру разложили подушки. В гостиной стоял бехштейновский рояль черного лака:
– Хана на нем раньше занималась, – Мишель помолчал, – но потом она перешла к гитаре, а инструмент… – он не закончил. Фортепьяно оставалось заброшенным. Однажды Мишель предложил жене вернуться к музыке:
– До войны ты неплохо играла, – сказал он, – вечерами часто хочется послушать… – темные глаза сузились, она подняла руку:
– Мне вырывали ногти клещами, – четко ответила Лаура, – вряд ли тебе понравится качество исполнения… – последним к роялю подходил Генрик на Пасху. Тупица передал Мишелю сведения о судьбе некоторых картин из коллекции:
– У тети Марты есть копия записей, – добавил Авербах, – из собрания дяди Теодора я ничего не видел, а ваших было три холста, включая Ренуара… – Мишель хотел выписать парню чек. Тупица отмахнулся:
– Считайте это подарком. Для себя я бы ничего не купил, – Генрик скривился, – я не любитель ворованного товара… – судя по описанию аукциониста, господин Ритберг был очередным финансовым воротилой:
– Во-первых, мы понятия не имеем, где он живет, – сказал Мишель Марте, приехавшей в Париж, – спрашивать о таком было подозрительно. Думаю, даже хозяин виллы, месье Вале, не знает адресов гостей. Во-вторых… – Лаура перебила его, затягиваясь сигаретой:
– Я уверена, что это был фон Рабе. Он хитрый мерзавец, он сделал пластические операции… – Марта вздохнула:
– Фон Рабе мертв, Лаура. Он не наша забота, – подытожила женщина, – надо найти Эйхмана, Барбье и Рауффа… – в глазах жены Мишель видел плохо скрытый страх.
Маргарита с Виллемом рассматривали статую «Птицы в полете». Бранкузи перед смертью завещал бронзу Мишелю:
– Мраморная «Птица» уехала в Сиэтл к Теодору, – вспомнил Мишель, – Бранкузи сказал, что скульптура заменит утерянную на войне… – он попросил скульптора передать «Птицу» Франции. Бранкузи отозвался:
– Слышу голос будущего министра культуры. Франция получит мою студию, со всем содержимым, а это лично тебе, мальчик… – Мишель подошел к окну. На набережной припарковали темный ситроен. Окна Сюртэ, на противоположной стороне реки, играли яркими огнями:
– Они работают, несмотря на выходные… – он щелкнул зажигалкой, – полиция не дремлет, как говорится. Пьер воодушевился находкой Ренуара, он обещает вернуть и другие картины, но где их искать? Мы не знаем имен покупателей, одни описания, от Генрика… – Мишель ничего не сказал Марте о советской актрисе. Взгляд вернулся к ситроену:
– Марта меня предупреждала об осторожности. Я ни от кого и не прячусь, я государственный чиновник. Но Лада не могла быть подсадной уткой, она бы себя так не повела… – на кладбище, не ответив на его поцелуй, девушка отстранилась:
– Я польщена, товарищ Мишель… – она отвела взгляд, – но я люблю другого человека, и вы женаты… – она быстро пошла прочь от главных ворот Пер-Лашез. Ветер играл светлыми прядями, выбившимися из-под широкополой шляпы девушки:
– Потом мы едва перебросились парой слов… – Мишель ткнул сигаретой в антикварную пепельницу, – фестиваль закончился, они уехали в Москву. Я ее больше никогда не увижу. Только когда я с Лаурой, – он вздохнул, – я закрываю глаза и думаю о Ладе…
Пьер поскребся в дверь гостиной:
– Папа, Маргарита, Виллем, мама зовет к столу… – фарфоровую супницу с холодным супом виши унесли. После филе лосося с молодой спаржей поменяли тарелки. Лаура весело сказала:
– Джо пока за столом нет, но я приготовила его любимый десерт, шоколадный мусс… – она со значением посмотрела на Маргариту. Девушка покраснела:
– Я тоже хорошо его делаю, тетя Лаура… – Лаура решила, что поездка в Конго значения не имеет:
– Поедет и вернется. Она молодая девочка, время есть. Я в ее возрасте тоже рвалась работать, отправилась в Рим, в Токио… – изуродованные шрамами губы улыбнулись, – сейчас они обручатся, а поженятся следующим летом. Пусть сидит дома, рожает детей. Она может практиковать, открыть кабинет на Левом Берегу… – Лаура не собиралась отпускать сына в дальнейшие странствия:
– Но правильно, что он поехал в Японию, – подумала женщина, – аристократ не должен терять связь с родиной. Правда, в тех краях он всегда будут считать сыном предателя… – Лаура не ожидала, что Наримуне и Регину оправдают:
– Слишком мало времени прошло, да и Наримуне не отрицал своей вины. Регина сбила его с толку, по ее наущению он спасал евреев. Она знала свою выгоду, и девчонка у нее такая же… – по глазам Ханы Лаура видела, что девушка не задержится надолго на набережной Августинок: