Вельяминовы. За горизонт. Книга 2
Шрифт:
– Во-первых, здесь интересуются только деньгами, а во-вторых, я и Аарон сюда часто захаживаем, нас знают в округе… – принеся девушкам коктейли, Аарон наклонился к уху Тиквы. Теплое дыхание защекотало ей шею:
– Хана наберет рю Мобийон, а я сбегаю в аптеку… – Тиква сглотнула, – и еще кое-куда… – Хана передала кузену записку:
– Это для Момо. Я обещала привезти лекарства, и коньяка для горла… – Хана привыкла к заказам Пиаф:
– Она великая певица, мой учитель. Она пьет, потому, что у нее продолжаются боли после аварии… – план действительно
– Только позвоните от мадемуазель Пиаф, Хана, чтобы мы не волновались… – выставив из будки обтянутую джинсами ногу, Хана покуривала «Голуаз»:
– Разумеется, – уверенно сказала девушка, – езжайте спокойно на набережную Августинок. Хорошего вам обеда… – опустив трубку на рычаг, она подмигнула Тикве:
– Вот и все. Пошли, покажу, где на Монмартре начинают вечер… – почти пустой бар купался в сиянии закатного солнца. Лучи золотили черные, собранные в небрежный пучок, волосы Дате:
– Она с большим вкусом одевается, – подумала Тиква, – я узнаю брошку, Сабина мне тоже такую прислала… – Дате носила потертые джинсы, грубые ботинки, черно-белую тельняшку и жеваный, льняной жакет. На лацкане расцветала черная хризантема, брюссельского кружева. Осушив стакан, она пощелкала тонкими пальцами:
– Еще два коктейля сюда, приятель… – Тиква робко сказала:
– Я свой еще не допила… – кузина прикурила новую сигарету от окурка:
– Ничего, я тебе помогу. В общем, все выходные ваши. Я буду звонить Маргарите с Виллемом, делать вид, что ты занимаешься с мадам Пиаф… – она перехватила взгляд девушки:
– Цветок от Сабины. Малышкой я хотела взять себе сценический псевдоним Кику. По-японски, это хризантема. Мы с Джо так спаслись от полиции, когда арестовали папу и маму… – серо-голубые глаза затуманились, – нас прятали на Холме Хризантем… – нахмурившись, Дате что-то замурлыкала:
– Погоди, – девушка порылась в сумке, – это надо записать… – она вытащила на свет потрепанный блокнот, тоже в черной обложке:
– Она носит только черное и белое, – поняла Тиква, – жакет у нее от Баленсиага, я видела модель в журнале. Сумка у нее от… – Дате быстро писала:
– От американской армии, – рассеянно пробормотала она, – Аарон… – девушка запнулась, – Аарон Горовиц оставил зимой… – кинув блокнот в большую сумку черного холста, она достала губную гармошку. Тиква ахнула:
– Ты пишешь собственные тексты… – Дате пожала костлявыми плечами:
– Все шансонье так делают. Мадемуазель Пиаф работает с композиторами, но я предпочитаю всем заниматься сама… – она выпила второй стакан «Попугая». Пластинка Элвиса смолкла. В бар ввалились загорелые парни, в рубашках-поло и джинсах, перекликающиеся на английском языке. Поднявшись, кузина пошатнулась:
– Пошли. Устроим концерт, как в старые времена делали тетя Аннет и мадемуазель Пиаф. У меня вроде получилась новая песня… – Тиква увидела грусть в слегка раскосых глазах кузины. Нижние веки припухли:
– Она, кажется, плакала. Она очень худая, я не видела, как она ест… – словно услышав ее, Дате заметила:
– Я предпочитаю кофе и сигареты. Это хорошо, для фигуры. Не волнуйся… – она потрепала Тикву по мягкой щеке, – начнешь двигаться по сцене и жирок с тебя слетит. Ты девчонка, не забывай. В твои года я тоже весила пятьдесят килограмм… – Тиква вздохнула:
– Я тяжелее… – ей пришло в голову, что кузина по виду не дотягивает и до сорока:
– В чем только душа держится, как говорится… – обосновавшись у расстроенного фортепьяно, Дате задумалась:
– Месье ассистент режиссера найдет тебе роль в Театре Ателье, а я тебя отведу на занятия в Консерваторию… – Тиква удивилась:
– Каникулы идут… – Дате выдула из губной гармошки резкую трель:
– На сцене нет каникул. Я каждый день встаю в шесть утра, иду в репетиционный зал. Но иногда и я развлекаюсь… – американцы заказывали шампанское. Дате крикнула с легким акцентом:
– Месье, вы заглянули в правильное место. Мы с подругой артистки парижского кабаре… – Аарон издалека услышал чечетку:
– Тиква отбивает, – юноша ухмыльнулся, – она отлично танцует… – черные волосы метались по плечам, она закатала рукава клетчатой рубашки. Одной рукой бренча на фортепиано, Дате не выпускала бокала. Свалив на стол пакеты из аптеки и винной лавки, Аарон нашел в кармане сверток поменьше:
– У нас есть время до утра понедельника, – счастливо подумал он, – завтра я возьму Тикву в театр, месье Барсак ее прослушает. Мы будем встречаться каждый день и ночью, Хана нас прикроет… – пробившись через компанию американских студентов, он весело сказал:
– Господа, вечер на Монмартре в разгаре, но нашим гостьям надо идти… – американцы отпустили девушек, только снабдив их бутылкой шампанского. Остановившись в подворотне, выходящей на улицу Труа Фрер, Дате отмахнулась:
– Берите себе. Коньяк ты купил… – обнимая за плечи Тикву, Аарон кивнул:
– Коньяк, мандарины, сигареты, обезболивающее… – он потерся щекой о щеку девушки:
– Я поймаю Хане такси, и мы с Тиквой останемся одни в Париже… – Тиква приподнялась на цыпочках:
– Далеко до твоей студии… – он коснулся губами ее уха:
– Прямо, налево и семь лестничных пролетов вверх. Лифта нет, но я понесу тебя на руках. Я всегда буду носить тебя на руках, – Тиква оказалась в его объятьях, – я тебя люблю, так люблю…
Дате едва не бросилась наперерез такси. Замигал зеленый огонек, она рванула дверь:
– В Нейи-сюр-Сен, пожалуйста… – она больше не могла смотреть на Аарона и Тикву:
– Сразу видно, что они любят друг друга. Меня любит только Джо, но ведь он женится, на Маргарите. Я ему буду не нужна. Дядя Меир пропал без вести… – слезы потекли по лицу, – Аарон в Израиле, и я его больше никогда не увижу. Это как с Момо, – поняла Хана, – она живет ради музыки, потому что больше у нее ничего нет… – в зеркальце таксиста она заметила обнявшуюся в подворотне пару: