Вельяминовы. За горизонт. Книга 4
Шрифт:
– Это не Советский Союз… – смешливо сказал он, целуя белокурую прядь на ее виске, – у нас не бывает дефицита. И вообще, ты едешь отдохнуть, а не стоять у плиты… – пощекотав ее, он подытожил:
– Но провизию вези, насчет экономии ты права… – Эмиль намеревался готовить сам, с помощью старших дочерей:
– Лада пусть ходит на пляж и отдыхает в номере, – решил он, – не так часто мы бываем вместе, а отпуска у меня всего две недели… – двойняшкам, отличницам, разрешили длинный отдых в мае:
– Правда, потом мы учимся до конца июля, – вздохнула Роза, – но в августе
– Она хорошо обращается с малышами… – Роза быстро подобрала игрушки с лестницы, – она хочет стать врачом, как папа…
В своем углу большой детской, на пробковой доске, Роза развесила фотографии и вырезки из газет о работе докторов в Африке. Был там и последний снимок их кузины Маргариты. Доктор Кардозо сидела в лаборатории за микроскопом:
– Охотница за вирусами… – гласил заголовок, – Маргарита Кардозо продолжает дело своего отца, профессора Кардозо, героя войны… – весной перед белокаменным храмом святого Иоанна Крестителя, на огороженном участке, появилась табличка:
– Здесь будет возведен памятник жертвам нацизма, отдавшим жизни ради торжества правды на земле… – рядом стоял стальной ящик для пожертвований. Двойняшки каждую неделю бросали в прорезь несколько сантимов из карманных денег:
– Но нашу маму, как тетю Эстер, убили русские… – Элиза опять уткнула нос в письмо, – хотя папа говорит, что время войн прошло, что сейчас надо работать во имя мира… – отец рассказывал девочкам о заседаниях Всемирной Организации Здравоохранения, где он представлял Бельгию. Роза хотела своими глазами увидеть Женеву:
– Не из-за Монблана, на горы я могу посмотреть в атласе… – она подтащила саквояжи ближе к двери, – в Женеве заседает Организация Объединенных Наций… – Роза собиралась работать именно там:
– С языками у меня все хорошо… – по воскресеньям двойняшек возили в Льеж, в классы при синагоге, Роза учила еще и русский язык, от мамы Лады, – ООН понадобятся такие люди, как я… – кузен Шмуэль выхватил у Розы саквояж:
– Еще чего не хватало, вам таскать тяжести. Сейчас я все отправлю в багажник… – Шмуэль появился в ухоженном садике Гольдбергов после завтрака:
– Дядя Эмиль сегодня только и делает, что проводит так называемые пятиминутки, – весело сказал отец Кардозо, – давайте я вам помогу, тетя Лада… – все прелаты в комиссии по канонизации говорили по-французски. Помощь Шмуэля с переводами на заседаниях не требовалась:
– Секретарской работой, то есть ведением протокола, я могу заняться вечером, – объяснил он Ладе, – коллеги мне приносят записи… – пока комиссия только опрашивала поселковых жителей, знавших покойного отца Виллема.
– Это дело долгое, – вздохнул Шмуэль, – даже с его бабушкой и дедушкой канонизация заняла лет десять, а там дело было почти ясным… – прелатам требовались свидетельства праведной жизни будущего святого, документы, доказывающие излечение больных, возносивших ему молитвы. Подняв большой чемодан, Шмуэль поинтересовался:
– Вы уголь, что ли, везете на отдых… – Роза хихикнула:
– Вещи Мишель. У нее больше нарядов, чем у нас с Элизой, вместе взятых… – из кабинета на первом этаже донесся требовательный голос главного врача:
– Шмуэль, иди-ка сюда на минуту… – Гамен не преминул порскнуть в палисадник. Собака громко залаяла, Элиза ахнула:
– Там, наверное, бродит кот месье почтмейстера… – соседский кот не рисковал, Гамен не кусался, но пес считал себя обязанным погонять нарушителя границ. Оставив Мишель дремлющей на ковре, Элиза выскочила наружу.
Оглянувшись на дверь, Роза вытянула из своей аккуратной кошелки новую книгу. «Сто лучших шахматных этюдов» лежали рядом со складной доской, полученной ей в подарок недавним Песахом. Роза ходила на шахматный кружок в рудничном клубе, оказавшись там единственной девочкой:
– Я играю даже с парнями из старших классов, месье Жюстен меня хвалит… – кружок вел преподаватель математики из поселковой школы. Раскрыв книгу, Роза устроилась рядом с младшей сестрой:
– Мишель все равно, где спать, – хмыкнула девочка, – она сейчас отдохнет и всю дорогу до Остенде не угомонится… – на развороте книги виднелся росчерк:
– Дорогая Роза, поздравляю тебя с праздником! Желаю всего самого хорошего, твой друг Ник…
В книгу заложили яркое фото. Его щелкнули в школьной форме, с тяжелым даже на вид портфелем. Галстука Ник не носил. Расстегнув ворот белой рубашки, мальчик закинул пиджак за спину. Весеннее солнце золотило кудрявые волосы:
– Моему другу Розе, на добрую память… – голова внезапно заболела. Девочка поморщилась:
– Это от усталости. В Остенде мы отдохнем и все пройдет… – пролистав книгу до середины, положив доску на колени, она погрузилась в шахматную партию.
Вместе с отцом Симоном Кардозо в Мон-Сен-Мартен приехал крепкий деревянный ящик, разукрашенный наклейками миланского магазина компании Electra. Шмуэль водрузил блистающую медью машинку с электрической мельницей на мраморный прилавок кухни в особняке Гольдбергов:
– Только никогда ее не мойте, тетя Лада, – весело сказал священник, – а теперь садитесь, вас ожидает лучший капуччино к северу от Альп… – Шмуэль славился в Ватикане умением варить кофе:
– Говоришь, его святейшество предпочитает именно тебя, как бариста, – заметил Гольдберг, – конечно, ты варил кофе генералу Даяну… – Шмуэль отозвался:
– Я бы с гораздо большим удовольствием отправился в Польшу или Южную Америку, но с орденом не спорят…
Иезуиты славились строгой дисциплиной. Симон регулярно отправлял прошения о переводе из ватиканской курии на настоящую работу, как называл это священник. Генерал ордена, монсеньор Яннсенс, наставник покойного отца Виллема де ла Марка, пока отделывался отказами. Шмуэль ездил на виллу ордена в Альбанских горах, где жил тяжело болеющий глава иезуитов
– Твоя работа в Риме тоже важна… – Яннсенс редко поднимался на ноги, проводя время в большом кресле, – его святейшество ценит твои статьи, твои пастырские поездки… – стоя на коленях, Шмуэль открыл рот. Монсеньор приложил палец к его губам: