Вельяминовы. За горизонт. Книга 4
Шрифт:
– Я поднимусь к похоронам, помогу вам… – губы девочки затряслись, она заплакала:
– Так жалко Гамена, Элиза. И мама Лада, что с ней случится…
Гольдберг почувствовал слабое движение пальцев жены. Веки дрогнули, он наклонился над изголовьем:
– Лада, милая… – он вдохнул знакомый больничный запах, – не волнуйся, с девочками все в порядке, за ними присматривают. Я с тобой, ты скоро выздоровеешь… – бледные губы шевельнулись:
– Эмиль… – он ловил ее голос, – Эмиль, что с малышом? Прости, что я тебе не сказала, я боялась… – Лада
– Он плакал, бедный мой… – женщина ощутила внутри пустоту, – все кончено, малыша больше нет… – он покачал поседевшей головой:
– Было… – он прервался, – было слишком рано, Лада, милая. Мы ничего не могли сделать… – в Мон-Сен-Мартене некрещеных младенцев хоронили на отдельном участке кладбища:
– Женщины ходят на могилы, – вспомнил Гольдберг, – приносят цветы, раз в год кюре служит особую мессу… – никто в Мон-Сен-Мартене не позволил бы больнице сжечь останки ребенка в подвальной печи:
– С нашим малышом так не случится… – он осторожно обнял жену, – мы заберем его домой, он будет лежать рядом с Цилой… – Эмиль услышал шепот:
– Это был мальчик, да… – она беззвучно плакала, открывая рот, глотая слезы, – я знала, я чувствовала, что мальчик. Нашего мальчика больше нет… – Гольдберг вспомнил:
– Об этом ребенке молилась я, исполнил Господь просьбу мою, то, чего я просила у Него. И я вверяю его Господу на все дни жизни его… – он вытер глаза:
– Только не жизни, а смерти… – Эмиль коснулся губами края госпитальной косынки, белокурой пряди ее волос:
– Нет, Лада, его больше нет. Но мы похороним его, обещаю… – дав Ладе успокоительную таблетку, он долго сидел, не выпуская ее руки, слушая легкое дыхание жены.
– Дорогая паства, – мягко сказал священник, перейдя на французский язык, – давайте вознесем молитву о выздоровлении мадам Гольдберг, ставшей жертвой несчастного случая в Остенде…
По битком набитым скамьям пронесся сочувственный шумок. Белокаменный храм Иоанна Крестителя, возведенный на месте сожженной нацистами церкви, вздымался вверх остроконечной крышей, с двадцатиметровой колокольней. Шмуэль с детства помнил заливистый звук здешней звонницы:
– Но тогда колокольня была ниже, – подумал он, – сто двадцать ступенек наверх, мы с Иосифом точно посчитали. Звонари нас любили, всегда давали подергать за веревку… – звонарями в Мон-Сен-Мартене служили шахтеры:
– В поселковом хоре они тоже солируют… – слушая священника, Шмуэль перекрестился, – сразу понятно, у кого есть способности к музыке…
Сквозь яркие витражи окон, с библейскими сюжетами, пробивались лучи весеннего солнца. Последнее воскресенье апреля выпало теплым. Поселок ждало два дня выходных. Хозяева кабачков повесили объявления о свежей спарже. Мужчины и подростки доставали рыболовные снасти:
– После обеда девчонки побегут в лес за цветами, – улыбнулся Шмуэль, – они поедут торговать букетами на гуляния в Льеж… – Мон-Сен-Мартен красными флагами не украшали, но и шахты и сталелитейный завод закрывались, оставляя на производстве только дежурные бригады.
Шмуэль покосился на ближний придел святых Елизаветы и Виллема Бельгийских. Новые скульптуры над саркофагами, не пострадавшими при пожаре, высекли из светлого мрамора. Коленопреклоненные святые держали в руках букеты лилий. Лилии венчали и прикрытую больничной косынкой, изящную голову Елизаветы. Часовня утопала в подрагивающих огоньках свечей:
– Очередные паломники приехали… – паломников в Мон-Сен-Мартене отличали по приколотым к одежде бумажным лилиям, – может быть, среди них девушка, о которой предупредил Джо… – кузен позвонил в дом причта, где отец Симон жил с другими гостями из Рима:
– Как сказал глава комиссии, если бы замок восстановили, мы бы непременно разместились у месье барона… – развалины родового гнезда де ла Марков очистили от мин и осколков снарядов, однако мшистые камни пока оставались на местах:
– Все ждут венчания Виллема, ждут, что он приведет в порядок замок, – хмыкнул Шмуэль, – но, кажется, до свадьбы ему далеко, как и Иосифу… – на Хануку брат защитил докторат по патологической анатомии, в Еврейском Университете:
– Папа смеялся, что в семье скоро появится два профессора, – Шмуэль скрыл улыбку, – но Иосифа совсем не привлекают ни академическая карьера, ни хупа. Ничего, Фрида после армии выйдет замуж за Эмиля. Они осядут в кибуце, папа повозится с внуками… – Шмуэль понял, что через три года придет время служить младшему брату:
– Это не остановить, – вздохнул он, – папа сказал, что нас ждет очередная война за воссоединение Иерусалима. Но Аарон не будет в ней участвовать, ему остался всего год в армии. Хотя за год многое может измениться…
Он оглядывал ряды дубовых скамеек. Церковь вмещала тысячу человек:
– Третий по величине храм Бельгии. Ходят разговоры, что надо строить второй храм. Этот не справляется с потоком верующих… – святой Елизавете молились не только о сохранении целомудрия, но и об излечении детей:
– Еще не рожденных детей, – поправил себя Шмуэль, – поэтому среди паломников так много беременных женщин… – в Мон-Сен-Мартен привозили и инвалидов, святым покровителем которых был Виллем Бельгийский. В храме держали для них запасные коляски и костыли.
В новую церковь, вместе с саркофагами святых, хотели перенести могилы барона и баронессы де ла Марк, родителей отца Виллема:
– Живы люди, помнящие их подвиг по спасению дяди Эмиля… – кюре зачитывал объявления о крещениях и занятиях в классе конфирмации, – я собрал свидетельства и отправил в Яд-ва-Шем, с показаниями самого дяди Эмиля… – отец обещал, как он выразился, поднажать на бюрократов. Шмуэль надеялся, что весь поселок получит звание праведников народов мира:
– Мы с Иосифом написали, как нас прятали в здешнем приюте, Анна тоже выступала перед комиссией в Иерусалиме. Хотя наша бюрократия может быть занудней ватиканской, то есть моей…