Вельяминовы. За горизонт. Книга 4
Шрифт:
Окунув разгоряченное лицо в растрепавшиеся, темные локоны девушки, Генрик облегченно выдохнул.
Рассвет выдался свежим, с моря задувал прохладный ветер.
Завтрак в отеле подавали с восьми утра, но в номерах поставили кофеварки. Осторожно поднявшись, сделав себе кофе, Генрик вышел с чашкой на балкон. Над серым простором воды на западе гасли звезды, огненное сияние освещало горизонт:
– Словно в пустыне, – подумал Генрик, – на курсе молодого бойца. Нас тоже поднимали рано, в пять утра. Или наоборот,
– С ней все по-другому. С ней я не думаю… – он поморщился, – о том, о чем думаю обычно… – он никогда бы не признался Адели в своих мыслях:
– С Аделью я представляю себе случившееся с ней… – он вздохнул, – а с Дорой я не только представлял, но и делал… – с Магдаленой ему ничего этого не требовалось:
– Она меня вылечила, – понял Генрик, – никакому аналитику такое не удалось бы. Она меня вылечила потому, что она меня любит… – он подозревал, что Адель вышла за него замуж вовсе не по любви:
– В Венгрии ей было страшно, она искала защиты, я подвернулся под руку, – Генрик дернул губами, – а сейчас она любит не меня, а мою карьеру, банковские счета, апартаменты и виллу. Но без ребенка, даже со всем перечисленным, я для нее все равно, как говорит Инге, ноль без палочки. В наших кругах виллами никого не удивишь… – он не сомневался, что после развода Адель быстро найдет себе нового мужа:
– И тоже младше ее, – усмехнулся Генрик, – певицы так часто делают. Или, наоборот, старше. Нацист, Рауфф, был ее много старше… – он даже хотел вернуться в комнату за блокнотом и паркером:
– Нет нужды, – хмыкнул Генрик, – я не буду подсчитывать имущество, делить его. Я все равно никогда не разведусь с Аделью, если только она сама не… – зная жену, Генрик не ожидал извещения из коронного суда по делам разводов:
– Она ко мне привыкла, а она не любит менять свои привычки. Немецкая кровь дает о себе знать. Ладно, если, несмотря на курс лечения, ребенка не получится, у меня остается Дора в СССР и фрейлейн первый паж…
Он ласково улыбнулся. Генрик оставил девушку спящей под кашемировым одеялом, трогательно свернувшейся в клубочек. Поднимаясь, Генрик поцеловал ее сомкнутые веки. Ресницы защекотали ему губы, малышка завозилась. Он погладил теплую спину, раздвинул ее распущенные волосы. Генрик положил ладонь на сладкое местечко, пониже талии:
– Спи, спи… – шепнул он, – сегодня можно выспаться, малышка… – девушка напоминала ему котенка:
– Такой и должна быть женщина, милой и ласковой. Адель всегда слишком серьезна… – по мнению Генрика, жена и в постели не могла избавиться от повадок своих героинь:
– Словно она какая-нибудь валькирия, – Авербах зевнул, – надо быть проще, что называется… – о Доре он думал мало и редко:
– Она никто, простушка из детского дома. С ней и поговорить не о чем… – с фрейлейн Магдаленой долгие разговоры тоже пока были невозможны, но Генрик намеревался это изменить:
– Незачем ей сидеть в провинциальном Гамбурге. Пока она учится, пусть участвует в конкурсах… – он хотел замолвить словечко за свое протеже, – делает себе имя… – Генрик мог организовать девушке стажировку в Ковент-Гардене или Метрополитен-опера:
– Из нее выйдет отличная Виолетта в «Даме с камелиями». Я был прав, она словно шампанское, живая, веселая… – он решил чаще навещать Германию:
– Случившееся во время войны не изменить, но страна стала другой, что бы там ни ворчала Адель… – жена откровенно не любила немцев. Генрик замечал:
– Учитывая, что твой покойный отец тоже немец, это странно, милая… – Адель качала головой:
– Папа был коммунистом, это совсем другое. Немцы в Праге не были похожи на этих… – она поводила рукой, – с оловянными глазами. Даже когда меня причесывают или одевают, костюмерши ведут себя так, словно они на военной службе… – Генрик часто ловил себя на желании спросить у собеседника, что он делал во время войны:
– Здесь такое не принято, – напомнил себе он, – в Германии не обсуждают эти темы… – Тупица подумал, что хозяин отеля, мужчина средних лет, наверняка служил в армии:
– Любой прохожий на улице служил или вообще мог быть членом СС… – он передернулся, – Хане здесь устроили обструкцию на спектакле. Это тоже, наверняка, были нацисты, как те, которых мы видели на вилле месье Вале. Они живы и никуда не делись. Как говорит тетя Марта, черного кобеля не отмоешь добела…
Отогнав от себя эти мысли, он вернулся в спальню. Малышка дремала. Сбросив халат, прижавшись щекой к ее нежному плечу, Генрик шепнул:
– Отдыхай, моя милая. У нас есть время. Я здесь, Магдалена, я с тобой… – Авербах послушал стук ее сердца:
– В унисон с моим, словно мы близнецы, брат и сестра. С ней так хорошо, так легко. Я ее никуда не отпущу, пусть остается рядом… – удерживая девушку в объятьях, он спокойно заснул.
Фленсбург
Промозглый ветер с моря скрипел облезлой жестяной вывеской: «Гараж Гофмана. Электрика, покраска, кузовные работы. Продаем и покупаем подержанные автомобили». Мелкий дождь поливал размокшие окурки, плавающие в покрытой маслянистыми разводами лужице. Еще одна сигарета, шипя, упала в воду, за ней последовал сочный плевок. Герр Гофман подбросил на ладони ключи:
– Бак залит под завязку, машина неплохая. Она сделает свое дело, что называется… – ободранный опель покрывали оспины вспучившейся краски. В машине пахло сигаретами и плесенью:
– Радио не работает, – Гофман поковырялся ногтем в зубах, – если хотите… – темные глаза блеснули. Женщина забрала ключи:
– Благодарю вас, радио мне ни к чему… – она носила черный дождевик с низко надвинутым на лицо капюшоном. Посетительница появилась в гараже на окраине Фленсбурга после обеда. Городские автобусы сюда не добирались, Гофман не слышал звука автомобиля: