Вельяминовы. За горизонт. Книга 4
Шрифт:
– И еще одну, – потребовала она, – нет, две, и маринованную луковичку… – ее губы пахли солью и джином:
– Я был дурак, милая, – неслышно сказал Инге, – мне до сих пор стыдно, какой я был дурак… – Сабина ласково погладила рыжие волосы мужа:
– Я тебя понимаю… – потягивая мартини, она свернулась клубочком в его руках, – ты был один, далеко от меня… – Инге залпом выпил свой коктейль:
– Генрик тоже был один, – мрачно сказал доктор Эйриксен, – и тоже без Адели, но он устоял перед комитетской фальшивкой, а я нет… – выслушав
– Сейчас что-то обсуждать бесполезно, – наконец, сказала женщина, – подождем, пока вы приедете в Лондон. С Генриком я тоже поговорю. Это очень важные сведения, спасибо вам большое… – Инге не знал, имела ли так называемая Дора отношение к Левиным:
– Она напоминала тетю Розу, но это могло быть совпадением. Сведения о Левиных никак не проверить. Пенг мог ошибиться в фамилии, он был ребенком и плохо говорил по-русски, если вообще говорил… – им оставалось только ждать возвращения в Лондон:
– Сразу после последнего представления оперы, – решительно сказала Сабина, – у меня еще пара интервью, встречи с закупщиками, но долго здесь болтаться нет смысла… – в Лондон они летели все вместе. Отдернув занавеску, Сабина прищурила темные глаза:
– Смотри, Генрик снял смокинг… – свояк наотрез отказался приходить на вечеринку в костюме, – и бабочка у него развязалась… – маэстро закатал рукава рубашки:
– Он иногда так делает в конце концертов, выходя играть на бис, – смешливо отозвался Инге, – завидев его не при параде, барышни и дамы заваливают рояль букетами… – свояк настаивал, что будущее классической музыки лежит именно в близости исполнителей к аудитории:
– Придет время, когда пианист или скрипач появится на сцене в джинсах и никто и глазом не моргнет, – говорил Генрик, – более того, я с удовольствием поиграю на вокзале или на станции метро. Люди должны слышать классику не только в концертных залах… – Инге тоже высунул голову наружу:
– Он танцует с малышкой, первым пажом… – Сабина кивнула:
– Костюм у нее самодельный, но видна хорошая рука. Ей идет красный цвет. Адели тоже, хотя она сегодня в черном… – сестра носила плащ ведьмы. Темные, распущенные по спине волосы украшала обвитая кружевом шляпа. Сабина выбрала восточный халат, расшитый бисером и кожаные туфли с загнутыми носами. Примеряя тюрбан, Инге заметил:
– Не знаю, были ли рыжие шейхи, поэтому волосы лучше закрыть… – он тоже носил арабский халат. Потянувшись, Сабина поцеловала его в нос:
– Ты похож на Лоуренса Аравийского в новом фильме… – афиши ленты еще не появлялись, но Сабина через знакомых на британских студиях слышала о будущей премьере:
– Они решили не снимать в Израиле, – усмехнулась девушка, – поедут в Иорданию, дядя Авраам им не пригодится… – она завязала ткань тюрбана:
– Я уверена, что были и рыжие шейхи и рыжие султаны. Тебе очень идет, мой милый…
Адель танцевала с кем-то из музыкальных журналистов:
– Она и здесь дает интервью… – Сабина ссыпала в карман халата горсть орехов, – знаешь, я бы не отказалась от кофе… – теплое дыхание защекотало ей ухо:
– От кофе и чего-то еще. Пойдем, пойдем… – Инге потянул ее за собой, – надеюсь, не во всех комнатах квартиры притаились парочки… – занавеси колыхнулись.
Генрик проводил глазами яркое золото халатов:
– Они всегда сбегают с вечеринок. От Адель такого не дождешься. Она трудится, словно пчела, болтает с журналистами, с агентами, с импресарио… – ловко закружив малышку Брунс, Генрик весело сказал:
– Значит, договорились. В воскресенье свободный день, репетиций нет. Будьте готовы к девяти утра, я отвезу вас на побережье… – Генрик заказал номер в отличном отеле, в сонной деревушке Фридрихскоге:
– У них собственная ветряная мельница, камин… – он скрыл улыбку, – ночи сейчас еще прохладные… – жене он объяснил, что хочет подышать свежим воздухом:
– Разумеется, – рассеянно отозвалась Адель, изучая свой маникюр, – ты устал, ты выступаешь каждый день. Отдохни, мой милый… – малышка с готовностью кивнула:
– Спасибо, маэстро. Девочкой я росла в рыбацкой деревне, но потом мы переехали на ферму. Я очень люблю море… – Магдалена боялась подумать о том, что может случиться:
– Он женатый человек… – девушка искоса посмотрела на миссис Майер-Авербах, – но, кажется, я ему действительно нравлюсь. С ним легко, как с Иоганном, словно он мой старший брат… – музыка перешла в быстрый рок. Маэстро подмигнул Магдалене:
– Думаю, пришло время выпить. Сейчас я принесу шампанское… – девушке только этим Рождеством стали позволять половину бокала за праздничным столом. Присев на расшитые подушки, Магдалена услышала рядом хрипловатый голос:
– Этот год принесет вам благополучие, но остерегайтесь непродуманных решений… – девушка хмыкнула:
– Гадалка. Она, кажется, настоящая цыганка, но в такое нельзя верить, это ерунда… – Магдалена вздрогнула. Бесцеремонная рука, протянувшись из-за ее плеча, схватила ладонь девушки. Пестрая ткань платья сбилась. Магдалена увидела на морщинистой коже выцветший номер:
– Гитлер отправлял в лагеря не только евреев, но и цыган… – успела подумать девушка. Из-под платка, замотанного вокруг головы цыганки, виднелись седые пряди. Магдалена хотела отдернуть руку, женщина удержала ее:
– Стой… – она подняла темные, блистающие огоньками свечей, глаза:
– Остерегайся женщины в черном плаще, – тихо сказала цыганка, – в плаще и маске. Она принесет вам смерть. Твой брат… – она оглянулась, – твой брат здесь, но ты его не скоро увидишь… – Магдалена пожала плечами:
– Мой брат дома, я его увижу через неделю… – цыганка упрямо повторила: «Твой брат здесь».
Добравшись до станции Даммтор, Герберт Штрайбль быстро нашел здание университетской библиотеки. В афишке указывалось, что встреча состоится в кафе: