Вельяминовы. За горизонт. Книга 4
Шрифт:
– Она, как дядя Джованни, – восхищенно подумала Сабина, – или как ее старшая сестра. Но и те не знают русского, а Лаура начала на нем говорить… – слыша вопросы о языках, девушка пожимала плечами:
– Святая церковь может послать меня в Южную Америку, в Польшу или в СССР, где католики страдают за железным занавесом коммунизма. Мне надо подготовиться к пастырским миссиям… – подготовка, как выяснилось, включала в себя и вождение:
– В Риме я заведу себе скутер, – заявила Лаура, – у Шмуэля такой есть. Монахам и священникам разрешается
Сабина не сомневалась, что младшая сестра получит деньги и на скутер и на любимый миндальный крем для рук, из флорентийской аптеки Santa Maria Novella:
– И вообще на что угодно… – она вытащила из духовки противень со сконами, – дядя Джованни никогда ни в чем не мог ей отказать… – они с Аделью только посмеивались:
– В конце концов, – заметила сестра, – у мамы тоже так было с Аароном. Мы с тобой и Паулем оказались старшими. Аарона, младшего, сироту, мама всегда баловала. Но теперь у нее появилась еще и Тиква… – Сабина кивнула:
– Лаура уезжает, а мама и дядя Джованни считают Тикву своей дочерью. Но… – девушка оборвала себя. Адель вздохнула:
– Я знаю, что ты хочешь сказать. Вряд ли в Хэмпстеде сейчас появится малыш. Аарон с Тиквой еще не добрались до Голливуда… – брат и его жена учились в Королевской Академии Драматического Искусства:
– У Аарона, правда, свободное расписание. Он работает режиссером в Old Vic, а ему всего двадцать два года… – поздравив телеграммой Аарона со свадьбой, мистер Миллер напомнил, что ждет его в Америке:
– Сначала я выпущу премьеру в театре, – заметил Аарон, – то есть вторую премьеру… – после первой пьесы по Кафке и Замятину, Аарон писал вторую:
– Об Ирландии, – хмыкнула Сабина, – об Ольстере двадцатых годов. Он ездил в Белфаст, разговаривал со стариками, помнящими беспорядки. Вечно он выбирает самые неудобные материалы для пьес… – брат заметил:
– В Old Vic или куда-то еще меня с таким не пустят. Ничего, в Лондоне много пабов со свободными комнатами. Что касается Голливуда… – он помахал телеграммой, – то я решил начать с документального кино, где мне никто не навяжет чужих сценариев… – дядя Джованни осторожно поинтересовался:
– И про что ты будешь снимать… – Аарон пыхнул сигаретой:
– Хотелось бы снять скрытой камерой жизнь в СССР… – Клара побледнела, – но не волнуйтесь, я начну с Южной Америки. Я сделаю ленту о Че Геваре… – Сабина улыбнулась:
– Здесь мы с Аделью встряли с обсуждением нового театрального сезона. Но Аарон своего добьется, он упорный парень… – она легко подхватила поднос. В последние несколько дней трость ей не пригождалась:
– Я плохо себя чувствовала из-за ссоры с Инге… – поняла Сабина, идя по коридору, – но теперь все наладилось. Сейчас мы позвоним в Лондон, тетя Марта все узнает… – нажав на ручку двери, она услышала смешливый голос мужа:
– Позови ее с кухни, ревень подождет… – поднявшись, удерживая трубку плечом, Инге взял поднос, – поторапливайся, Питер, у нас срочное дело… – доктор Эйриксен шепнул жене:
– Они все в Мейденхеде. Разумеется, воскресенье на дворе. Тетя Марта печет пироги… – телефон на гамбургской квартире не был безопасным, но в городе имелось британское консульство:
– Здесь нас некому подслушивать, – подумала Сабина, – но для следующего звонка тетя Марта, из осторожности, настоит на визите к дипломатам…
Налив Инге кофе, Сабина неслышно сказала: «Я с тобой, милый, и так будет всегда».
Золотистое шампанское пенилось в хрустальных бокалах. Адвокат Штрайбль велел официанту:
– Налейте и молодым людям тоже… – он подмигнул мальчикам, – все-таки премьера…
Партер и ложи шумели, оперный оркестр рассаживался по местам. Кроме шампанского и кофе в серебряном кофейнике принесли и крохотные пирожные:
– Сладостей она не ест, – вспомнил Краузе, – надо купить свежие фрукты. Началась клубника, она любит ягоды… – Фридрих сейчас мог думать только о междугороднем звонке, раздавшемся на квартире ранним вечером. Сняв студию, он отправил телеграммой в Париж номер телефона. Надевая смокинг, Краузе услышал переливчатый звук аппарата:
– Хорошо, что я вас застала, милый… – нежно сказала Хана, – я прилетаю завтра днем. Скоро мы увидимся, жду встречи… – Краузе успел заказать по телефону лимузин:
– Сам сяду за руль, шоферы мне не нужны. Фрукты, кофе, шампанское… – он вытащил блокнот, – надо забежать в аптеку… – Хана проводила в Гамбурге всего неделю:
– Потом у меня концерты во Франкфурте, в Кельне, в Мюнхене… – девушка помолчала, – но по пути в Париж я заеду в Бонн, если я вас не обременю визитом… – Краузе уверил мадемуазель Дате, что она ничем и никогда не сможет его обременить:
– Увезти бы ее на море, в дорогой отель, – пожалел Фридрих, – но мне надо оставаться в городе из-за операции с Моллер. Ладно, нас еще ждет Лазурный берег или Биарриц… – он покосился на Адольфа:
– Видно, что парень отдохнул и выспался. Пусть развлекается, у него каникулы…
Адольф Ритберг фон Теттау спокойно пил шампанское. Ни Краузе, ни адвокат Штрайбль понятия не имели об их с Гербертом маленькой экскурсии, как думал подросток, в Сан-Паули:
– Они вернулись с карточной игры под утро. К тому времени мы оба давно лежали в постелях… – утром мальчики объяснили распухший нос Герберта практикой в боксе:
– Адольф боксировал, – рассмеялся Штрайбль, – а ты что, служил для него грушей… – Адольф незаметно рассмотрел лицо приятеля:
– Но сейчас все прошло. Распухший нос не помешал ему сделать все, что надо. Девчонки оказались с огоньком, мы закончили тем, что развлекались вчетвером… – в такси, по дороге в «Талию», Адольф блаженно вытянул ноги:
– Видишь, все прошло отлично. Поздравляю, Штрайбль, – он похлопал приятеля по плечу, – с почином, так сказать… – Герберт изучал смятую афишку. Адольф, скривившись, выхватил бумажку: