Вельяминовы. За горизонт. Книга 4
Шрифт:
– Ей шестнадцать, она девственница… – Авербах задумался, – Дора, кстати, не была. Она выросла в детдоме, болталась по общежитиям, где вольные нравы. Но с фрейлейн Магдаленой можно тоже вести себя свободно… – с началом курса гормонов жизнь с женой стала напоминать Генрику расписание поездов на вокзале:
– Адель пока не вешает графики над кроватью, – он скривился, – но настаивает, чтобы в нужные дни я отменял репетиции… – никто и ничто не заставило бы Генрика отменить концерт, – ладно, в конце концов, именно затем я и пью русские таблетки… –
– Она бойкая девчонка, я видел, как она танцует… – Авербах тайком заглянул в хореографический класс, – вообще она не похожа на немку. В ней есть что-то итальянское, средиземноморское… – Магдалена не знала своего отца:
– Меня вырастил папа, – объяснила девушка, – но мой настоящий отец умер от ран летом сорок пятого года. Он тоже, как и моя мама, был из Шварцвальда. Они хотели пожениться, но не успели… – Генрик решил, что неизвестная ему мать Магдалены скормила девочке слезливую историю:
– Ей не хотелось признаваться в связи с иностранным рабочим, например, французом. Отсюда у фрейлейн Брунс ее живость. Она словно шампанское, а не пиво, как трудяги немки, вроде Адели… – половина немецкой крови в жене делала ее, по мнению Генрика, очень организованной:
– Но и унылой тоже, – вспомнив ночи с женой, он сдержал зевок, – от нее нечего ожидать большего, чем обязательная программа, если можно так сказать… – ему хотелось чего-то нового:
– У малышки блестят глаза, когда она на меня смотрит, девчонка часто дышит. Время пришло, нечего затягивать… – он подвинул фрейлейн тарелку с канноли:
– Попробуйте, это сицилийское пирожное… – Генрику пришло в голову, что можно поиграть в кафе:
– Всем известно, что после деловых встреч я люблю играть в отелях или ресторанах. Луиджи мне не откажет. Даже здешний никудышный инструмент годится, чтобы очаровать малышку… – Генрик подмигнул девушке:
– Я знаю, что вы танцуете тарантеллу… – Магдалена, покраснев, накрутила на палец прядь темных волос:
– Да, в «Паяцах» поселяне веселятся на площади… – Генрик положил руку на ее тонкие пальцы:
– Сейчас вы услышите живую музыку, фрейлейн Брунс… – девушка ахнула, – тарантелла Шопена, только для вас… – Генрик поднялся:
– Я найду сеньора Луиджи, договорюсь насчет пианино… – Магдалена тоже встала:
– Вы меня балуете, маэстро Авербах… – девушка смутилась:
– Скажите, где здесь… – Генрик указал себе за спину:
– Вниз по лестнице и налево. Когда вы вернетесь, я буду за роялем, моя дорогая муза… – вежливо склонив голову, он пропустил девушку к узкой лестнице. Зашуршав пышной юбкой, Магдалена скользнула взглядом по светловолосому юноше, сидящему в дальнем углу:
– Он вроде был с приятелем, тот на меня глазел. Неужели я все-таки нравлюсь маэстро… – щеки запылали, девушка зацокала каблуками по шатким ступенькам.
Адольф тоже заметил хорошенькую девчонку и ее спутника. Он узнал жида, музыканта, приглашенного на виллу к деловому партнеру дяди, швейцарскому дельцу, месье Вале:
– Я и так понял, что они с женой в городе, я видел афиши. Мы идем на «Волшебную флейту», – юноша спокойно ел мороженое, – но никакой опасности нет, для него я Ритберг фон Теттау, наследник аристократического рода, племянник богатого бизнесмена, как говорят американцы…
Девчонка напомнила Адольфу Клару. Сначала он даже подумал, что музыкант явился в кафе с родственницей:
– В ней есть что-то жидовское, – решил Адольф, – хотя я неправ насчет Клары. Клара темноволосая, но она истинная арийка. Мой отец, фюрер, тоже был темноволосым…
Адольфу, тем не менее, нравилось его сходство с покойным дядей Отто. Сохранившиеся фотографии семьи фон Рабе дядя держал в банковской ячейке:
– Но даже там нет его собственных снимков, – вздохнул Адольф, – по соображениям безопасности, дядя все уничтожил. Хотя, если судить по архивным материалам, он совершенно не похож на себя прежнего…
Архивные материалы, съемку казни предателей, поднявших руку на фюрера, хроники расстрелов евреев и партизан, обучающие фильмы, сделанные гестапо, в Швейцарию поставлял адвокат Краузе. На каникулах Адольф любил смотреть пленки. Не желая обременять охранников, он сам управлялся с проектором. Юноша проследил глазами за стройной спиной девки:
– Жид выжил в Аушвице, а теперь он чувствует себя в Германии, как дома. Девка ему не родня, он за ней приударяет, а еще женатый человек. Жиды все одинаковы, они падки на ариек. Хотя, судя по ее лицу, в рейхе ее бы отправили в концлагерь не только за связь с евреем. Она и сама полукровка… – Адольф гордился чистотой их рода:
– Британцы тоже близки к арийцам… – вспомнив о лондонском брате, он поморщился, – но они променяли героизм на торгашество, как итальянцы и французы. Англичане хитры и себе на уме, им нельзя доверять. Мистер Холланд соблазнил маму, использовал ее для побега и был таков… – дядя рассказал ему о появлении на свет его старшего брата:
– Я найду его, поговорю с ним, – обещал себе Адольф, – у меня не так много родственников, чтобы ими разбрасываться… – в его будущей политической карьере поддержка Британии оказалась бы очень кстати:
– Но о фюрере, моем отце, ему ничего знать не надо, – Адольф отставил пустую вазочку, – как до поры до времени не надо об этом знать Фредерике…
В университет Гейдельберга юноша собирался поступать со своими документами, но для будущего визита в Израиль и работы в кибуце, дядя обещал ему не вызывающий подозрений паспорт:
– Не аргентинский, – задумался Максимилиан, – твой испанский еще не так свободен, Моссад может тобой заинтересоваться. В Аргентине, как ты знаешь, живет много членов движения. Нет… – дядя пощелкал пальцами, – мы обеспечим тебе швейцарские или австрийские бумаги… – с ними Адольф должен был изучать языки и работать в кибуце: