Венецианская блудница
Шрифт:
Впрочем, последняя реплика оказалась уже лишней. Успех был и без того полным!
Первой и самой чувствительной наградою было для Лючии ошеломление в глазах Шишмарева. Он усомнился! Он на миг поверил, что перед ним настоящая Александра! В самом деле, как «венецианская шлюха» могла дознаться до позорной сцены, которую он пытался прикрыть таким нагромождением лжи, как отважилась произнести слово, кое, чудилось, испепелило на месте жестокосердную праправнучку Феи Мелюзины? Наяда даже зашаталась, даже сделала попытку лишиться чувств, но вовремя заметила, что вокруг – пустота и, вздумай она опрокинуться навзничь, изрядно расшибется об пол.
«Да где ей упасть натурально в обморок? – мелькнула у Лючии пренебрежительная мысль. – Вот если бы я упала, тут бы все сломя голову ринулись ко мне с нюхательными солями!»
Но ей не было нужды такими дешевыми эффектами привлекать к себе внимание – оно и так всецело принадлежало ей. Видимо, каждый из присутствующих был в свое время наслышан об этих словах, однако теперь они были сказаны во весь голос – к общему удовольствию. Что же, гостей нелегко осуждать: жизнь в захолустье скучна, а нынешний бал у графа Лямина преподнес такие дивные развлечения! Вот только танец, беда, пропал, да и вообще, после того как Шишмарев, спасая лицо, бросился ухаживать за тетушкою и уводить ее прочь (граф, как хозяин, обязан был ему помочь), всем сделалось не до музыки и размеренных движений. Гул стоял в зале, и предметом разговоров, конечно, была она, Лючия… в смысле, княгиня Извольская. Однако она почему-то не ощущала никакого удовольствия от этого внимания, мечтая только об одном: оказаться как можно дальше отсюда. Но пришлось выдержать еще обильный и долгий ужин, где граф Лямин подчеркнуто за ней ухаживал, втихомолку подсмеиваясь над князем, который сидел на другом конце стола и выглядел мрачнее тучи.
– А ваш супруг – ревнивец, Сашенька! – с восторгом удостоверил граф, поднося к губам руку своей соседки. – Э, да вы дрожите! Вас это пугает?
– Я закатила такой скандал! – пробормотала Лючия. – Он мне этого не простит, ей-богу.
– Да, – усмехнулся Лямин. – Князь Андрей – человек сдержанный. Не любит привлекать к своей персоне внимания. А тут… до вашего приезда его все наперебой поздравляли – он даже взопрел, бедняга, потом вы разыграли свое представление…
Лючия остро взглянула на него из-под ресниц и встретила прямой открытый взор.
– Да, – кивнул Лямин, – я прекрасно понял, что вы бедного Стюху старательно хотели вывести из себя, а Наяда Егоровна очень кстати под руку подвернулась. Не знаю, зачем вы это проделали, однако вышло все совершенно замечательно. Думаю, князь не столько разозлен, сколько озадачен. Мужья, знаете ли, не любят, когда жены вдруг ставят их в тупик. Поэтому, когда будете возвращаться домой, советую помнить то, что я твердо усвоил еще мальчишкой, в блистательном деле под Лесной [40] : лучший способ защиты есть нападение. Андрюша храбрец, а значит, человек бесхитростный. Ну а вы, Сашенька, к моему изумлению, оказались не хорошеньким, тихим карасиком, а маленькой зубастенькой касаточкой, ну и с богом, голубушка моя, с богом… однако советую помнить: Стюха – еще не значит тюха.
40
Одно из победоносных сражений русских во время Северной войны 1700–1721 гг.
И не успела Лючия уточнить значение сего неведомого ей словечка, как граф Лямин встал, произнося благодарный тост за всех явившихся почествовать его.
Бал, слава Мадонне, кончился.
Когда Лючия увидела у подъезда знакомую роскошную карету, она едва не всхлипнула от облегчения, начисто забыв, что сама же приказала Ульяне отправить экипаж вслед за нею. Еще раз выдержать дорогу верхом… снова испытывать это ужасное ощущение беззащитности, беспомощности, своей полной зависимости от стремительно скачущего животного, эти удары о седло, эту жуть, когда стремя выскальзывало из-под ноги… о нет, только в той ярости, которой была охвачена Лючия, можно было проделать пять верст верхом, в темноте, впервые в жизни взгромоздившись в седло! И она положила себе непременно обучиться ездить верхом. Александра, разумеется, владела этим искусством в совершенстве. Да уж, сестра оказалась не такой уж нежной кошечкой, если попыталась противостоять Наяде Егоровне и вызвала ее лютую ненависть. Ну что же, тем лучше, если у нее есть сила духа. Авось и сумеет противостоять Лоренцо, авось убережется от Чезаре, авось…
Лючия отогнала неприятные мысли. Бархатные сиденья с каждым ударом колес по набитой, мерзлой дороге казались все менее мягкими, и нежный зад Лючии ломило от боли. Да будет ли конец этой дороге?! Может быть, пожалуйся она на свои страдания, ей стало бы немного легче, но пожаловаться было некому: князь Андрей мертво молчал, забившись в противоположный угол кареты, и от его присутствия Лючии не было ни жарко, ни холодно. Ой, нет, холодно, так холодно и одиноко, что при новом сильном толчке она не удержалась и громко всхлипнула от боли и жалости к себе.
– Что с вами? – донеслось до нее. Чудилось, упала ледышка, а не живые слова раздались.
«Recarsi per diavolo! [41] « – едва не выкрикнула Лючия, однако ее святая покровительница, очевидно, не дремала и очень вовремя заставила ее прикусить язычок, а потом, вспомнив уроки любезнейшего графа Лямина, снова всхлипнуть:
– Я не могу… не могу больше выносить вашей злобы!
– Злобы?! – переспросил князь Андрей, и в голосе его зазвучал испуг. – Как вы могли по…
41
Пошел к черту (ит .).
– А что мне было думать? – обрушилась на него Лючия. – Вы же ни слова мне не сказали!
– Вы… озадачили меня, – с запинкой произнес князь Андрей, и Лючия в очередной раз вспомнила ляминские наставления. – До меня донеслись обрывки ваших разговоров с Шишмаревым… я и не предполагал, что вы с ним столь коротко знакомы.
– Вот те на! – вспыхнула Лючия. – Вас изумило мое с ним знакомство? Но разве этот подлец не друг вам?! Ведь именно он помогал вам устроить наше венчание.
Только потом она сообразила, как ужасно звучат ее слова, и даже руку ко рту прижала, пытаясь их остановить, но поздно. Как говорят эти русские – слово не воробей… ну и так далее. Лючия вся сжалась, вообразив, какая буря сейчас на нее обрушится, однако князь Андрей только хрипло перевел дыхание и ответил ей не сразу, а после тяжелой заминки:
– Вы вправе… вправе думать так, однако же тому была причина, чтобы я… чтобы я и он сошлись в этом деле.
Лючия прижала руку к сердцу, так вдруг ударило болью. Дело? Он называет их брак – делом? Похитил, можно сказать, девицу, сделал ее женщиной – из самых благородных побуждений, заметьте, чтобы спасти свою сестру.
Дело! А сломанная судьба Александры Казариновой? Это все – дело?
– Ну что же, надо полагать, я сегодня испортила вашу шутку своей резвостью, – сказала она устало. – Вы хоть успели получить Ульянину вольную от Наяды Шишмаревой?
– Вольную? – переспросил князь Андрей тоном величайшего изумления. – Так вы… знали про вольную? Знали?!
– Ульяна мне все рассказала, – сухо обронила Лючия. – Хотя я предпочла бы услышать это от вас.
– Так вот почему вы вернулись, – пробормотал князь Андрей задумчиво. – Ну что ж, в храбрости вам не откажешь.
– А в чем откажешь? – задиристо буркнула Лючия.
– Да ни в чем, – усмехнулся князь. – Я знаю вас много лет, я обманом женился на вас, утешая себя тем, что ежели меж нами нет любви, так хотя бы жена моя будет красива, добра и умна. Все это так, да… но в вас вдруг появилось нечто… нечто… не подберу слова! Девочка, знакомая мне с детства, оказалась самой загадочной из всех женщин, каких я знал.