Венецианская блудница
Шрифт:
– И где же они теперь? – невольно спросила Александра, зачарованная, как и все здесь, этим извержением вранья.
– Э?.. Жеребцы? – осведомился врач.
– Нет, невольницы.
– Э!.. Невольницы все повыданы замуж за принцев, графов и маркизов!
Последние слова оказались решающими: обладательница флакона со всех ног бросилась превращаться в красавицу, провожаемая завистливыми взглядами не менее краснолицых, менее состоятельных синьор. Александра, как и все, проводила взором жертву мошенника, а потом, заметив, что толпа начала
– Сколько же мы здесь еще будем торчать? Где тот синьор, который тебя послал? Где Лоренцо?
Мальчишка зашипел от боли и выдернул руку из ее немилосердных пальцев:
– Ну и ну! Не руки у вас, а клещи. И не знаю я никакого Лоренцо! А тот щедрый синьор, который меня послал, – вот он!
И мальчишка сердито указал подбородком на врача, который торопливо распродавал остатки порошков, пилюль, мазей, не считая, сваливал монеты в карманы, то и дело бросая при этом на Александру пристальный цепкий взгляд.
И снова она не знала, то ли плакать, то ли смеяться. «Меркурий» не солгал: для его умишка этот придорожный вымогатель был образцом успеха, богатства, почтенности. Где, интересно, доктор приметил Александру? А впрочем, это ей совсем, совсем не интересно. Александра сама себе выдумала мечту о Лоренцо, который ищет ее, хочет вернуть, хочет…
Она вонзила ногти в ладони, чтобы заглушить боль в душе. Кажется, придется все-таки не смеяться, а плакать… Да, слезы уже близко, и их не удержать: разочарование оказалось нестерпимым.
«Дура я, дура! – с ненавистью подумала она, до крови терзая ногтями ладони, казня себя нещадно. – Зачем я ушла, зачем послушалась Чезаре?! Надо было подождать, пока очнется Лоренцо. Может быть, теперь он выслушал бы меня. Может быть, теперь я убедила бы его, что я Александра, а никакая не…»
– Лючия! – раздался шепот. – Лючия, дитя мое!
Она вскинула голову. Доктор стоял рядом с нею, сняв наглазники, и она видела радость в его живых темных глазах, в чертах немолодого сухощавого лица… знакомого лица. Она уже видела его прежде, слышала этот голос, шептавший с тем же выражением: «Лючия, дорогая моя!»
Кровь ударила в лицо так внезапно, что у Александры потемнело в глазах. Актер. Актер в опере! И «негр», принесший Лоренцо отравленное послание…
Бартоломео Фессалоне. Она снова видит Бартоломео Фессалоне!
Ну что ж. Чезаре оказался прав…
Растерянность Александры, впрочем, длилась одно мгновение: на смену пришла ярость. Дикая, слепящая ярость!
Да она им что, кукла? Ну что же, вам придется узнать, что бывают говорящие куклы… вернее, кричащие, и очень громко!
– Бартоломео! Да это мошенник Бартоломео! – завопила она что было сил и с мстительной радостью заметила, как исказилось лицо Фессалоне.
– Лючия, что ты, что ты… – бестолково забормотал он, а руки Александры сдернули с головы Фессалоне белый
– Видите, он, этот каналья, узнал меня! – вопила Александра, подражая визгливому крику рыночной торговки Розины. – Бросил без помощи одну с тремя детьми, а сам бегает, мошенничает, обманывает народ!
– Это, это… – забормотал Фессалоне – в точности как злополучный Луиджи.
– Погодите, он вам еще станет врать про остров волшебных попугаев! – злорадно посулила Александра – и это решило судьбу Фессалоне. В толпе немало нашлось свидетелей утреннего представления на Эрберии, и, страшно развеселясь, с криками: «Волшебных попугаев поймали!» – они набросились на Фессалоне, срывая с него сюртук, рубашку…
Мальчишка, «Меркурий»-предатель, неистовствовал пуще всех, верно, оскорбленный в лучших своих чувствах.
Два монаха, один толстый, другой тонкий, промчались мимо Александры, путаясь в рясах и выкрикивая на разные голоса:
– Пропустите! Это моя добыча! Фессалоне, ты погиб!
– Пропустите, пся крев!
Про Александру все забыли. Ну что ж, это ее вполне устраивало!
Резко повернувшись и не бросив даже прощального взгляда в сторону терзаемого мошенника, она пошла к набережной, и фраза, которую не мог вспомнить «Меркурий», что-то про деньги и добродетель, вспыхнула в ее памяти: «Quaerenda pecuma primum, virtus post nummos».
Прежде ищи деньги, потом добродетель…
Да, это вполне в духе Фессалоне!
24
Гондольер, который не выдал тайны
День повернул к закату, и Александра поняла, что приключений для нее на сегодня хватит.
Она вышла к набережной, поглядела вдаль. Узкая полоска земли – Лидо, естественный мол Венеции, – была чуть видна. Пора добираться туда, чтобы нанять барку.
Стайка гондол вилась по каналу, но стоило Александре вскинуть руку, как все они прекратили свое бессмысленное кружение и наперебой ринулись на ее зов.
Самой проворной оказалась новая, узкая гондола, свинцовый нос которой был украшен пучком привядших гиацинтов. Одним прыжком баркайоло оказался на носу, протянул Александре руку:
– Счастлив видеть вас снова, прекрасная синьорина! Видите, в вашу честь… – Он кивнул на цветы, потом заглянул в Александрины ошеломленные глаза и спросил: – Нагулялись? Прикажете доставить в тот же палаццо?
Как ни была ошарашена Александра, она только и могла, что рассмеяться, бессильная перед причудами сегодняшнего дня: ведь это был тот же самый гондольер, который ни свет ни заря увез ее, полуживую от горя, из дворца, в котором спал Лоренцо! Театральное представление, на котором она побывала в опере святого Моисея, чудилось, продолжалось, потому что все соучастники ее жизни, будто персонажи какой-то пьесы, всегда оказывались в нужное время в нужном месте.