Венгерская вода
Шрифт:
Пришлось сознаться, что математика не была предметом моих увлечений. Мир чисел всегда пугал своей отвлеченной сухостью.
– Нужно признать, что у него хорошо получается, – поддержал гостя Злат. – Иной раз даже диву даешься, как он вычисляет истину.
– Это несложно, если имеешь факты и знаешь связь между ними, – скромно опустил глаза Илгизар.
– Вот давай с фактов и начинай, – перешел к делу псарь.
Омар приехал сюда в начале лета. Поселился на постоялом дворе, нанял себе слугу из местных. Нашел его сам, на базаре, где тот подрабатывал носильщиком. Не амбалом, а так, с корзинкой, кому нужно что-нибудь до дома донести. Свел знакомство с местным священником. Дело понятное – ладан в первую голову в церквях нужен. Ну и с москательщиками,
Когда Злат после исчезновения Омара стал опрашивать его знакомых, то выяснил, что за несколько месяцев пребывания в Мохши он так ни с кем здесь близко не сошелся. Это было несколько странно для купца, собирающегося вести дела в здешних краях. Омар ни разу не посетил местную мечеть. Не только в пятницу, но даже на праздник. Имам соборной мечети сам навестил единоверца, приехавшего из далекого Египта, выразить ему свое почтение. Поговорили о ничего не значащих вещах, и впоследствии Омар не счел нужным нанести ответный визит хотя бы из вежливости. Его даже не обрадовала возможность поговорить на родном арабском языке. На это Илгизару еще до исчезновения Омара пожаловался сам имам. Бывший сарайский выученик мусульманских шейхов и сам собирался посетить араба, прибывшего из-за моря, чтобы хоть просто услышать язык священного Корана, который постигал в медресе, из уст того, для кого он был родным. После этого передумал.
Я не был удивлен. Омар любил торговлю, и ничто, кроме нее, брата не интересовало. Не отличался он и благочестием. Дома он даже на пятничную молитву ходил неисправно, а уж оказавшись за много дней пути от ока мухтасиба и приходского имама, вовсе махнул рукой на показное благочестие.
Злат предполагал, что торговец ладаном должен был постараться завязать нужные связи среди церковных людей. Ревностно опросив священнослужителей и приходских старост, он выяснил, что Омар проявил в этом деле завидную практичность и проницательность. Он совсем не имел дел со священниками, хотя многие из них знали греческий язык, а значит, толмач для переговоров не требовался. Как истинный купец, он старался знакомиться с теми, кто ведал хозяйственными делами, считал деньги и заправлял в христианской общине. По большей части все они были православными, хотя немало нашлось и тех, кто держался учения патриарха Нестория. В большинстве своем все здешние христиане были людьми пришлыми, поэтому знали кипчакский.
Ничего подозрительного или наводящего на след ханскому слуге тогда так и не удалось выяснить. Имам припомнил, что Омар собирался возвращаться в Тану до осени, чтобы успеть на корабль, пока не закрылась навигация. Однако почему-то задержался до октября, когда уже было ясно, что к отплытию за море он не успевает.
Его исчезновение обнаружил слуга. Сначала он не обеспокоился, не застав хозяина. Такое бывало часто. Омар уходил куда-то с утра, всегда, как истинный каирец, вставая очень рано. Убедившись, что нужды в нем нет, слуга отправлялся домой или на базар, где хозяин мог его легко отыскать, если что. Нужда в нем возникала обычно, когда требовалось толмачить. Это чаще случалось при поездках по округе. В городе по-кипчакски худо-бедно понимали почти все. Так повторялось несколько дней, а затем слуга поинтересовался у владельца постоялого двора, давно ли тот видел хозяина? Потом стал расспрашивать о нем на базаре. Заподозрив неладное, поделился беспокойством со старостой квартала. Хозяин никогда не отправлялся за город без него. А когда Омар не появился еще несколько дней, староста стал уже сам расспрашивать окрестных жителей и базарных завсегдатаев. Узнав об этом, владелец постоялого двора подал объявление о пропаже постояльца в канцелярию эмира. Решил упредить официальное
Комнату и вещи опечатали. Сначала расследованием занимался староста, потом ни шатко ни валко подключился помощник эмира. Никто ничего подозрительного не видел. Вещи забрали к эмиру под замок. Преступления никакого нет, жалоб тоже. Одно плохо – чужестранец, да еще богатый купец. По прошествии времени могут родственники объявиться или земляки, подать жалобу. На всякий случай уведомили Хисамутдина Махмута – верховного визиря в Сарае. Так что к тому времени, когда Злат добрался до Мохши по занесенным снегом дорогам, с исчезновения Омара прошло уже два месяца.
Теперь расследование пошло на другой манер. Пришлось отвечать уже на вопросы ханского посланника, на груди у которого хищно поблескивала золотая пайцза с надписью: «Кто не повинуется – умрет». И не важно, что по-монгольски уйгурскими буквами, которые мало кто разумеет. Все знают, что там написано. Свидетели бледнели, заикались, хватались за сердце, но так и не смогли вспомнить ничего, наводящего на след. Призванный на подмогу Илгизар перечитал несколько раз из конца в конец все бумаги из шкатулки Омара, а потом, вооружившись абаком и самыми точными весами, измерил весь товар, найденный на постоялом дворе. Злат собрал на тайный совет городских менял, включая тех, кто промышляет тайком, укрываясь от налогов, но все они в один голос утверждали: никто в последнее время с большой суммой денег не засветился. Да и москательщики клялись, что незаметно сбыть в этих краях большую партию ладана вряд ли возможно.
Доезжачий зашел с другой стороны. Вытряс душу из всех работников постоялого двора. Ничего. К постояльцу, кроме слуги, никто не приходил. Мало того, работники вспомнили, что в момент приезда купца мешки с ладаном весили ненамного больше, чем теперь. Убыль вполне согласовывалась с подсчетами Илгизара. Если Омар не привез денег с собой, нельзя было даже предположить, что его убили при ограблении.
Что с ним могло случиться? Если бы он уехал из города, то мог забрести в лес, упасть в реку или ненароком нарваться на бродяг, которые и на одежду польститься способны. Но в поездки по округе он всегда брал с собой слугу.
Однако в жизни никогда ничего не случается просто так. Все имеет свои причины. И таятся они в прошлом.
Не найдя ничего в Мохши, Злат решил двинуться вспять по пути исчезнувшего купца, попытавшись отыскать концы в Тане. Секрет другой загадки оставался в Мохши. Почему Омар задержался? Это предстояло выяснить Илгизару, хотя надежды на то, что это удастся сделать без помощи блеска ханской пайцзы, оставалось мало.
Злат в Мохши уже не вернулся. Из Таны он уехал в Сарай, а потом в Гюлистан. Отчет ему велели передать придворному битакчи. Хан, судя по всему, потерял интерес к этому делу.
Теперь все завертелось снова.
– Мне уже показалось, будто я нашел, что искал, – рассказывал Злат. – Деньги, за которые купца могли убить. Я ведь узнал, что он занял перед отъездом целую тысячу сумов. Однако и здесь удача выпорхнула из моих рук, оставив лишь облезлый хвост. Омар взял в долг не деньгами, а товаром. А как бы все было прекрасно! Тысяча сумов – это груз серебра в полторы ноши верблюда. Такой куш не утаить. Хотя теперь я знал, что по дороге от Таны до постоялого двора в Мохши где-то утрясся груз ладана, который тоже не утаить за пазухой. Причем спрятать его гораздо тяжелей, чем серебро, которое не пахнет.
Больше зацепиться было не за что. Правда, среди тех, с кем имел дело Омар, появился старый знакомый Злата Авахав, большой дока по темным делам. Но и он, как выяснилось, вскоре отбыл в прямо противоположную сторону. Так что доезжачий испытал облегчение, когда хан не проявил больше интереса к этому делу и стало можно вернуться к своим приятным обязанностям при псарне.
Получив приказ возобновить расследование, Злат снова погрузился в раздумья. Теперь его заинтересовала иная загадка – почему хана так волнует это дело? Вот тогда и вспомнилась мазь императрицы Зои.