Венгерская вода
Шрифт:
Здешнее кладбище нельзя было назвать городом мертвых. Тут тоже виднелись склепы, вокруг, среди молодой травы, теснились надгробные камни. Мавзолей стоял посреди всего этого, огромный и прекрасный в своем непостижимом величии. Он был облицован такой же сияющей разноцветной плиткой, как та, что я видел вчера в бане. При свете послеполуденного солнца она сияла, как драгоценные камни. Особенно много было синего цвета – темного, местами переходящего в пурпур. Это царственный цвет величия и власти. Во всем большом городе, лежащем за нашей спиной, не было здания, способного сравниться по красоте с этой гробницей.
К ней не вела ни одна тропинка. Молодая трава вокруг мавзолея не была примята ничьей ногой.
– Один мой знакомый франк любил повторять: «Так проходит земная слава», – сказал Злат. – Он говорил это по-латыни, но я уже не помню тех слов.
Он сказал это без улыбки, без грусти и без осуждения.
– Это мавзолей Баялуни. Она строила его еще при жизни.
Злат устал от долгой ходьбы и предложил передохнуть прямо на травке, посреди этого тихого и уютного прибежища вечности. В небе пели птицы.
Выпитый за обедом мед не опьянял, но зато как-то необычно отяжелял ноги. Мне казалось, что они перестают слушаться. Поэтому, отправляясь гулять, я прихватил у Симбы пару горстей бодрящего снадобья из абиссинских ягод. Их варят в жире с сахаром и потом слепляют в шарики. Угостил Злата.
Он сразу порозовел, ободрился, в его глазах появился азартный блеск. Не зря эти ягоды любили использовать дервиши при многодневных молитвах. Они не только прогоняли усталость, но и возвышали дух.
Доезжачий начал вспоминать былое. Он прожил долгую жизнь, полную приключений и событий. Видел грозных царей и прекрасных цариц, коварных интриганов и благородных рыцарей. Мудрецов, подлецов, шарлатанов, предателей, путешественников, проповедников, мастеров самых разных искусств.
Наверное, ему было некому обо всем этом рассказывать. Пришелец из-за моря, из далекой-далекой страны оказался самым подходящим слушателем. Тем более что не нашлось бы места лучше, чтобы оживлять ушедшие тени, чем пустынное кладбище, полное могил. Посреди него, словно вход в нездешнее царство, возвышался этот прекрасный и зловещий дворец смерти.
Давным-давно юный писец-битакчи знал ту, которая уснула вечным сном за его узорчатыми дверями. Он вспомнил, как сорок лет назад она посылала его на встречу с некстати прибывшими египетскими послами после внезапной смерти хана Тохты.
– Как и не было тех лет. Словно живая стоит перед глазами. Было в ней что-то колдовское, зачаровывающее. Не зря и по сей день не отпускает. Опять ее тень появилась в моей жизни.
Нет ничего хуже, чем запутаться в сетях власти, говорил Злат. В этом мире свои законы, подчас непонятные обычному человеку. Почему в деле о пропаже простого купца все так непонятно? Потому что впутались сюда сильные мира сего со своими зловещими загадками. Неспроста хан Джанибек так заинтересовался этим исчезновением. Неспроста в истории появился изворотливый Авахав с чембальскими невольниками. Концов теперь не найти. Невольники за тридевять земель, в Египте, Чембало в прошлом году сожгли. Неспроста здесь и эмир Алибек.
Коль уж речь зашла о гареме – Алибек совсем недавно женил сына Мамая на дочке Джанибека. Большая удача. Будет носить титул гурген – ханский зять. Да и дочка не просто дочка – единоутробная сестра наследника Бердибека. Тут тоже не все просто. Говорят, хан теперь совсем голову потерял от новой жены, красавицы откуда-то из царства Шемаха. Как это часто бывает с влюбленными стариками, ловит каждое ее слово, угождает во всем. А родится у нее сын? Останется Бердибек наследником? Раньше проще было, собирали курултай, выносили на суд эмиров. Сейчас наступают новые времена. Хан все больше смотрит на восток, клонит ухо к мусульманским улемам и перенимает тамошние порядки. Где был гарем Узбека? Каждая жена жила своим двором, на пирах сидела возле мужа. Сейчас на людях одна Тайдула появляется. В гарем чужим хода нет. Скоро, глядишь, и евнухов заведут, по ромейскому да арабскому обычаю. У Ногая были. Но их с собой из Царьграда царевны привозили. Сам Ногай над этим, говорят, публично потешался.
Ох, неспроста появилась здесь тень Баялуни, которая ханов и эмиров щелкала, как косточки на четках.
В этом мире власти и коварства трудно понять, кто прав, кто виноват, где верх, а где низ. Здесь черное выдают за белое, кислое за сладкое, а в самом изысканном лакомстве таится отрава.
– Помнишь историю про то, как хотели убить отца твоего друга Мисаила? Плащ у него был очень приметный. Не было второго такого. Так вот, украли у него этот плащ и в темноте, переодевшись, оскорбили мусульман во время их великого праздника. Да еще бросили им во двор свиную ногу. Зачем? Санчо этот служил в Сарае при генуэзской конторе. Понятное дело, после такого мусульмане кинутся виновников бить. А как раз перед этим венецианцы с ханом договор заключили, и он им путь открыл на Восток. Чуешь, к чему все клонится? Генуя с Венецией и посейчас насмерть режутся по всем морям. Сейчас в Тане ни тех ни других нет. Зато генуэзцы свою крепость в Каффе отстояли. За море бьются франки, как за свою вотчину.
Доезжачий надолго замолчал, задумавшись. Мне вспомнились рассказы о колдунах, в которых входят души умерших и начинают говорить их устами. Словно дух пифии, срывающей покровы тайны, вселился в Злата. Его глаза вспыхивали огнем. Хотя, может, это всего лишь виноваты абиссинские ягоды.
– Слышал, как венецианская торговля в наших краях закончилась? Десять лет назад?
Я кивнул.
– Венецианец зарезал эмира Омар-Ходжу в Тане. Старого вельможу, который еще при Узбеке был в большой силе и уважении. Кто сомневался, что после этого венецианцам в этих краях не торговать? Жалко, расследования никакого не было. Темная это история. В суматохе зачинщик ноги унес. Будто готовился. А ведь говорили, все само собой получилось. Ссора. Омар-Ходжа дал пощечину, веницианец не стерпел. Что получилось? Правильно. Вся венецианская торговля через Тану шла, и ее прикрыли. А генуэзская за крепкими стенами в Каффе как была, так и осталась. Пусть мне сколько угодно твердят, будто само собой так вышло, что виноват венецианец, и генуэзцев в Тане тоже побили и пограбили, не поверю, уж больно все гладко срослось. Но не пойман – не вор. Касриэль считает, что Мисаила за венецианского тайного посланника приняли, который пробирается в ханскую ставку. А ведь им всегда была первой заступницей Тайдула. Вот и думай теперь, куда по дороге ладан чуть не на тысячу сумов делся и почему твой Омар про древнюю мазь выспрашивал.
Злат решительно поднялся с мягкой травы и отряхнул штаны:
– Вот ведь какое чудное у тебя снадобье. Словно помолодел лет на двадцать. Так бы и пустился вскачь, как молодой жеребец. Однако пора возвращаться. Нам еще через весь город идти. Надо сегодня пораньше лечь, чтобы завтра спозаранку выехать.
Он повернулся к мавзолею и молитвенно воздел руки:
– Тень женщины, по уму и хитрости равной тысяче лис! Помоги ее старому слуге развязать этот узелок интриг и коварства!
Ответом был только шелест листвы. Злат печально улыбнулся и, наклонившись, сорвал несколько желтых цветочков, похожих на маленькие солнышки.
– Одуванчики. Самый простой и слабенький цветок. Пусть он будет моим подношением.
Старик подошел к массивной двери и стал втыкать стебельки в щель. Внезапно он замер и начал пристально рассматривать что-то. Потрогал замок, петли, скобы. Присев на корточки, поколупал пальцем запекшуюся корочкой пыль.
– Похоже, эту дверь не так давно открывали. В замке нет пыли. Значит, ее счистили не раньше, чем прошлой осенью. Зимой пыли нет, а новая еще не накопилась. А здесь дверь скребанула осеннюю грязь. Тоже еще не покрылось пылью как следует. Лето только начинается.