Вера, Надежда, Виктория
Шрифт:
Потом началось собственно лечение.
Сначала – тот же фокус с железными палочками, что недавно до полусмерти напугал моего профессора. Маргаритку он не напугал вовсе – вот что значит честно заработанное доверие.
Потом – капли в ушко. Причем капать непосредственно в ухо Бабуля считает полным дебилизмом. Она сначала осторожно ввела пинцетом в слуховой проход марлевую турундочку и уже после этого накапала лекарства на ее кончик. Турунда же исполнила роль фитилька, по которому лекарство проходит от пипетки прямо до воспаленной барабанной перепонки.
Марлечка просидит в ухе девочки дня два-три, и Ленина задача сведется только к тому, чтобы несколько раз в день капнуть лекарство на кончик турунды.
По своему богатому опыту знаю, что, когда турундочка начнет проситься наружу, ухо у Маргаритки уже будет как новенькое.
Так, за трудами, разговорами и последующим чаепитием, день плавно перешел в вечер. Я была уже не прочь отдохнуть, но вновь появившийся детина отвез нас с Бабулей в драматический театр. Оказалось, Береславский назначил нам там рандеву. Совместил приятное с полезным.
Приятное мы действительно получили: постановка была высококачественной. Бабуля объяснила, что во многих провинциальных городах очень профессиональные актеры. Они же больше, чем в столице, играют, в маленьком городе постоянные премьеры – необходимость, слишком узок круг театралов, не желающих ходить на один и тот же спектакль.
Но, честно говоря, я все ждала Береславского, потому что день прошел, а к главному делу мы с Бабулей так пока допущены и не были.
– Он не придет, – в первом антракте сказала Бабуля, с удовольствием смотревшая спектакль. – Или придет к концу.
– Он же обещал, – не поверила я.
– Обещать не значит жениться, – хладнокровно сообщила мне Вера Ивановна. – Он просто заткнул нам рты. И глаза. То бишь эвакуировал слабое звено. Не зря этот юноша показался мне таким способным.
– И что нам теперь делать? – Мне было чертовски обидно чувствовать себя эвакуированным слабым звеном.
– Ждать, – четко объявила Бабуля и пошла из буфета к своему месту.
Семенова-старшая, как всегда, оказалась права.
Мы уже вышли из здания театра, как через площадь к нам подкатил «Ягуар» Береславского.
Профессор выскочил из машины, галантно раскрыл передо мной и Бабулей двери. Мы обе сели сзади. Он как ни в чем не бывало уселся за руль и… предложил прокатиться по ночному городу!
– Мы уже накатались, – не выдержала я. – По полной программе.
– А я вот не успел, – сокрушенно сказал Ефим Аркадьевич. – Дела не давали.
Вот же человек! Еще и издевается.
Ответила Бабуля:
– Конечно, давайте прокатимся. Заодно и дела обсудим.
– А чего их обсуждать? – улыбнулся Береславский. – Все идет как задумано. Все встречи проведены. Завтра утром вы уезжаете.
– А вы? – возмутилась я.
– Еще на полдня задержусь. Буду ждать депешу от муравьиной матки.
– От кого? – У меня от нашего профессора крыша начала ехать.
– Ну, муравейник же мы разворошили. А в муравейнике главная фигура – муравьиная матка.
– Губернатор, – сказала Бабуля. – Мужского рода.
– Ладно, пусть будет Муравьиный Папка. – Ефим Аркадьевич сейчас был на все согласен. Просто душка. Предварительно проведя нас, как детей.
– А я все никак не могла понять, зачем вы на «Ягуаре» поехали, – сказала Бабуля.
Откровенно говоря, мне и сейчас непонятно, зачем он поехал на «Ягуаре». Мы и на шоссе не раз скребли снег пузом, и в городе машина была как маяк.
– Ну да, мы честно представились нашим новым друзьям, – засмеялся профессор. – А для скромных выходов мне Круглов «шаху» выделил. И пешочком я сегодня, кстати, тоже вдосталь походил, не только вы. Слава богу, город маленький, вполне пешеходный.
– Что такое «шаха»? – Не люблю оставлять за спиной непонятное. Хотя сейчас за моей спиной понятного вообще почти не было.
– «Шестерка» жигулиная, полуубитая, – объяснил мой препод. – Не такая заметная, как мой S-type.
– В общем, всех перехитрили, – гневно подвела я итог. – И их, и нас.
– Ну, с ними мы завтра поймем, – деликатно поправил меня Ефим Аркадьевич.
– А вам не кажется, что мы сюда с Бабулей попали против вашей воли? – Я потихоньку приходила в ярость. – И что вы не выполняете взятых на себя обязательств.
– Я всегда выполняю взятые на себя обязательства, – скучным голосом ответил Береславский. – Мы действительно по вашей просьбе приехали сюда работать. Я делал свои дела. Вера Ивановна ребенка подлечила. Вы тоже существенно повысили свой культурный уровень. Так что я нарушил в нашем договоре?
Я просто не находила слов. Открывала и закрывала рот, как выброшенная на берег рыба.
Очень редкая ситуация, когда у меня нет слов. Особенно в ответ на такую наглую выходку.
За меня ответила Бабуля. Но вовсе не то, что я ожидала.
– Спасибо за поездку, Ефим Аркадьевич. Все было хорошо, и у вас наверняка есть планы. Вот мы их в Москве и обсудим, ладно?
– Ладно, Вера Ивановна, – смиренно согласился тот.
Мы подъехали к нашей гостиничке и разошлись по номерам.
Перед тем как лечь, я долго смотрела на мост, вознесшийся над только что замерзшей рекой. По нему цепочкой ехали машины. Точнее, передвигались желтые светлячки фар, самих машин не было видно.
Зрелище было тихим – сквозь тройные стеклопакеты не проникал ни мороз, ни шум – и отчего-то печальным. Может, оттого, что нас так жестко надул Ефим Аркадьевич. Может, потому, что соскучилась по мамуле и Бориске.
А еще мне захотелось увидеть Игоря Игумнова. Если Бориска был ужасно милым и своим, то Игорек был совсем чужим и не вполне понятным. Но – что уж от себя-то скрывать – очень-очень притягательным.