Верхний этаж
Шрифт:
Мальчишки — народ гордый, заносчивый. Думается им, что знают они и умеют если не все, то почти все. А уж как пилить и чем строгать — об этом лучше им и не говорить: засмеют и слушать не станут. Надо, чтобы они поработали хоть чуть-чуть. Когда дело у них не заладится — тогда можно рассказывать им и показывать. Ну а если они справятся с заданием — еще лучше. Обойдутся и без азбучных истин. Только редко так бывало.
— Доски видите? — спросил Никита Савельевич. — На них указаны размеры: длина, ширина и толщина. Обработайте по штучке — опилите, построгайте. Постарайтесь,
— А зачем даром материал переводить? — возразил Петька Строгов и удивил всех, потому что редко подавал свой голос. — Я стругать умею… Ну, остругаю — что дальше?.. В топку?
Никита Савельевич и сам не любил работать впустую, даже если это учебная работа. Он мог бы объяснить, что доски нужны библиотеке училища. Они и размечены были не случайно, а строго по размерам дополнительных стеллажей для новых книг. Но мастер пока не сказал, куда пойдут доски. Ему понравилось хозяйское отношение к материалу. Если Петька не придумал это лишь для того, чтобы не работать, — честь ему и хвала! А как проверить?
— Хорошо. Могу подыскать тебе другую работу.
— Что-нибудь полезное! — попросил Петька. — Чтобы сделал — и сразу всем видно!
Мастер повернулся к входной двери и указал на верхний наличник. Масляная краска на нем кое-где взбугрилась и растрескалась. Пройдет месяц-другой — она совсем отстанет и отвалится.
— Изъян видишь?
— Вижу, — кивнул Петька и вдруг обозлился. — Руки бы обломать — по сырому дереву красили!
Никита Савельевич одобрительно улыбнулся.
— Косметику навести сможешь?
— Смогу, если дадите шпатель, краску и кисть.
Уже по одному тому, что перечислил Петька, мастер понял: паренек знает дело.
— Все тебе будет! — еще добрее улыбнулся он. — Выбери помощника и сходи в подвал за стремянкой.
Петька раздумывал недолго: Семен — ненадежный помощник, а Олег, наверно, и кисти в руках не держал.
— Борис! Пойдем со мной, если хочешь.
Особого желания столярничать или малярничать у Бориса Барсукова не было, но из двух одинаково безразличных для него дел он выбрал второе. С Петькой все-таки лучше, чем одному возиться с доской. И они вдвоем ушли за стремянкой.
— Чего ждем? — спросил Никита Савельевич у мальчишек, все еще не приступивших к работе. — Эти доски будут полками для книг в нашей библиотеке. Ну и… одновременно — практика для вас. А кто умеет, кому не надо практиковаться, могу дать другое задание.
Охотников последовать Петькиному примеру не нашлось. Мастерская ожила и постепенно наполнилась обычным рабочим шумком.
Тяжело вздохнув, Олег оглядел разложенные перед ним инструменты, неохотно потянулся за метром и проверил длину доски. Ее надо было укоротить на 12 сантиметров. Сделав отметку, он зажал доску в тиски и взялся за ножовку. За свои 18 лет он пилил раза два, не больше, но эту несложную операцию он осилил сейчас довольно быстро — отпилил лишний кусок. Хуже получилось с рубанком. Строгать Олегу не приходилось никогда, и рубанок в его руках скакал и выбрыкивал на доске, как необъезженный конь.
У многих ребят рубанки заупрямились и не хотели слушаться. Они то скользили по дереву, не оставляя никакого следа, то спотыкались и останавливались, уткнувшись в сук. Никита Савельевич видел это, но не торопился вмешиваться и даже отлучился на несколько минут — сходил в малярную мастерскую за всем тем, что требовалось Петьке для косметического ремонта.
Никто не видел, как вышел мастер. Только Семен не пропустил этот момент. Он умел подмечать все. Ни один мальчишка не обратил внимания на глубокую нишу в углу мастерской. А Семен не только увидел ее, но и разглядел, что в ней находится. Там, прислоненные к стене, стояли недавно оструганные доски. Он моментально сообразил, что это работа одной из других групп и что они выполняли то же самое задание.
Когда Никита Савельевич вышел, Семен деловито направился к нише, оглянулся, чтобы проверить, не следит ли кто-нибудь за ним, взял две доски и вернулся к своему верстаку. Одну доску он оставил себе, а вторую положил на соседний верстак и шепнул взмокшему от непривычных усилий Олегу:
— Целуй дяде ручку!
Изумленно глядя на чисто обработанную доску, Олег вытер платком потный лоб. В это время вернулся Никита Савельевич, а за ним Петька с Борисом втащили в мастерскую длинную раскладную стремянку.
Пока они устанавливали лестницу около двери, Никита Савельевич начал обход верстаков. А Олег все еще не решил, как поступить: взять ли доску, которую принес Семен, или отказаться от этого соблазнительного подарка. Нудно ныла правая рука. Саднило между большим и указательным пальцем. Кожа там покраснела от рубанка — еще немного, и появится мозоль. И все-таки Олег не посмел обмануть старого мастера, который переходил от верстака к верстаку и с большой любовью к делу давал мальчишкам советы:
— Веди рубанок плавно. Считай, что в руке у тебя смычок, а под ним не доска, а скрипка. Она запоет, когда ты с умением к ней подступишься. Вот послушай!
Никита Савельевич взял рубанок и легко, скользящим движением провел его по доске. Ш-ш-ш! — весело и мягко отозвалось дерево, и стружка, шурша и завиваясь, заструилась из рубанка.
— И твоя доска чуткости просит, — сказал Никита Савельевич, перейдя к следующему верстаку. — Живая она!.. А ты ее против волокон строгаешь. Вот она и задирается. Поверни — лучше пойдет. Любая животинка хочет, чтобы ее по шерстке гладили, а не против.
Когда дошла очередь до Семена, он встретил мастера низким поклоном и на вытянутых рука, как хлеб-соль, поднес готовую доску, взятую из ниши. Свою, необработанную, он спрятал под верстак.
— Шик, блеск, красота!
К шутовским выходкам Семена мастер относился терпимо, но на этот раз он почувствовал, что Семен кривляется неспроста. Сомнение вызывала и быстрота, с которой он выполнил задание. Прошло не больше получаса, а доска уже готова: аккуратно опилена и остругана. Никита Савельевич повернул ее к себе торцом и увидел пометку — галочку, которую ставил всегда, принимая работу.