Верхний ярус
Шрифт:
Оливия притормаживает. Автостопщик превращается в такое большое дерево, что им можно заполнить целый вагон того деревянного поезда смерти в Индиане. Растрескавшийся ствол извивается штопором вверх на десятки футов, прежде чем разделиться на несколько могучих ветвей. Дерево стоит в стороне от автомагистрали, колонна на фоне неба, единственное, что выше фермерских домов, на многие мили вокруг. Призраки шевелятся на пассажирском сиденье. Подойдя ближе, Оливия разбирает слова, нарисованные на вывеске, свисающей с огромного сука: БЕСПЛАТНОЕ ДРЕВЕСНОЕ ИСКУССТВО. Призраки запускают ветки вверх, щекоча ей затылок.
Оливия сворачивает на следующем
— Вы здесь из-за вывески?
Оливия в смятении оборачивается. Мужчина в джинсах и бело-серой вафельной рубашке, с волосами, как у пророка из Бронзового века, смотрит на нее. Его дыхание паром клубится на воздухе. Обнаженные руки обхватывают локти. Он на несколько лет старше Оливии и явно перепуган, увидев клиента. Дверь в дом за его спиной распахнута настежь. Дерево стоит чуть поодаль. Оливии кажется, что кто-то посадил его там давным-давно, просто чтобы привлечь внимание.
— Да, думаю, что из-за нее.
Она стоит, дрожит, хочет достать куртку из машины. Мужчина изучает ее так, как будто хочет убежать. Его подбородок дважды поднимается и опускается.
— Что ж, вы первая. — Он указывает длинным пальцем на сарайную фреску, рука словно с ренессансной картины распятия. — Хотите посмотреть галерею?
Он ведет ее по небольшому подъему и ныряет внутрь. По щелчку выключателя перед глазами Оливии открывается пространство, чем-то напоминающее помойку бездомного, а чем-то гробницу фараонов. Повсюду талисманы: тотемы, рисунки и статуэтки разложены на фанерных досках, брошенных на козлы. Все это походит на работу аутичного неолитического пантеиста, раскопанную археологами.
Оливия качает головой, сбитая с толку.
— Вы это все раздаете?
— Думаете, не сработает, да?
— Я не понимаю.
Она хочет сказать «это безумие». Но с тех пор, как сама стала слышать голоса, слово несколько растеряло свой смысл. Ей приходит в голову мысль, что, наверное, надо бы побеспокоиться: она находится в какой-то глухомани рядом с человеком, которого по любым меркам можно счесть странным. Но одного взгляда достаточно, чтобы убедиться: самое странное в нем — это его невинность.
И он — настоящий художник. Оливия наклоняется к странной, даже готической картине. В тусклом свете сарая изображение видно достаточно ясно. На узкой постели лежит мужчина, он смотрит на кончик ветки, которая растет прямо сквозь окно, приближаясь к его лицу. Зеленая наклейка на раме гласит: $0. Оливия переходит к следующему полотну. Оно нарисовано на заглубленной дверной панели, стоящей на боку. Внутренняя доска превращена в дверь, ведущую на поляну сквозь густое переплетение ветвей.
Оливия осматривает стол, покрытый работами со сходными сюжетами. Одни деревья, они, змеясь, проникают сквозь окна, стены, потолки на первый взгляд совершенно безопасных комнат, ищут человеческие мишени, подобно нацеленным на жар зондам. На некоторых картинах над сюрреалистическими сценами парят нарисованные слова: «Семейное древо», «Обувное древо», «Денежное древо», «Лающий не на то древо». На другом столе четыре скульптуры из черной глины машут, словно руки мертвых, подымающихся из могилы в Судный день. На каждой виднеется зеленый ценник $0.
— Хорошо. Для начала…
— Я дам вам две по цене одной. Как первому клиенту.
Она откладывает рисунок, который взяла, и смотрит на его создателя. Руки у того скрещены на груди и хватаются за плечи, словно он надел на себя смирительную рубашку еще до того, как этим занялся мир.
— А почему вы это делаете?
Он пожимает плечами:
— Рынок потянет, если я все раздам бесплатно.
— Но такое можно реально продать в Нью-Йорке. В Чикаго.
— Только не говорите мне о Чикаго. Я два с половиной года рисовал на тротуарах в Грант-парке анаморфические меловые иллюзии. Потоптались на мне изрядно.
Она поджимает губы, надеясь услышать наставления. Но, приведя сюда — БЕСПЛАТНОЕ ДРЕВЕСНОЕ ИСКУССТВО — создания света оставляют ее.
— Я — первая, кто тут остановился?
— Я понимаю! Кто остановится из-за такой вывески? Ближайший город в двенадцати милях, и в нем живет человек пятьдесят. Я думал, что ко мне только всякие беглые уголовники заезжать будут. Вы не из таких, кстати?
Оливия должна подумать, сообразить, как все это относится к дарованной ей миссии. Она переходит от одного стола к другому. Сюрреалистические ящики Корнелла [44] , наполненные затейливой древесной контрабандой. Ассамбляжи из сломанной керамики, бус, срезов потрепанной резины, сделанных так, чтобы напоминать корни и усики. Ветви привели ее сюда.
44
Имеется в виду Джозеф Корнелл (1903–1972) — американский художник и создатель экспериментальных фильмов. Одними из самых знаменитых его работ были ящики из дерева или стекла, в которых он делал ассамбляжи из разных предметов, совмещая традиции конструктивизма и сюрреализма.
— Вы все это сделали? И все они…
— Мой древесный период. Девять лет и пара месяцев.
Оливия всматривается в его лицо, ищет ключ, который там должен быть. Возможно, она сама — ключ для него. Но она даже не понимает, каким может быть замок. Подходит к художнику, и он отшатывается, протягивая вперед руку. Она отвечает на рукопожатие, они представляются друг другу. Оливия Вандергрифф секунду держит ладонь Ника Хёла, нащупывая объяснение. Потом отпускает ее и поворачивается лицом к искусству.
— Почти десять лет? И что, только… деревья?
По какой-то причине он смеется.
— Еще полвека, и я стану своим собственным дедушкой.
Она смотрит на него, сбитая с толку. Решив объяснить, он подводит ее к карточному столику, стоящему чуть поодаль от выставки. Передает толстую самодельную книгу. Оливия открывает первую страницу, на ней фанатически детализированное изображение молодого дерева, сделанное пером и тушью. На следующей то же самое.
— Перелистайте. — Художник пальцами показывает, как надо.