Вериги любви
Шрифт:
Обувь на нас, по выражению мамы, горела.
– Не напасешься, – жаловалась она соседкам, – у других дети как дети, а мои гойды какие-то!
А как было не гойдать по канавам да колдобинам, по садам чужим да огородам! Еще и в походы ходили – далеко в степь, за кладбище. В те времена там росли тюльпаны. Сейчас, может, где и попадутся случайно, а ведь в детстве тюльпанов было много. Да и позже, когда я уже с маленьким сыном ходила гулять в степь, они желтели и алели и справа, и слева, и далеко впереди, то появляясь совсем рядом, то прячась от нас – словно играли.
Написала:
НапрасноИ в голову прийти не могло, что, может быть, мелькая по сторонам, тюльпаны отводили нас от гибельных мест, ведь не только ржавые стреляные гильзы и патроны хранила послевоенная даргорская земля, а и снаряды целые, и – вдруг! – мины… Находили же мы в детстве и ремни с пряжками армейскими, и гильзы, и даже кости, думали: может, человеческие? Играли в войну – почти настоящую, потому что окопы были самыми настоящими, ружья, правда, деревянные, братнего изготовления. Родителям ничего не рассказывали, понимали: больше в степь не пустят.
Война была совсем рядом: что ни день – военные вывозили за город неразорвавшиеся бомбы и снаряды, взрывали их вдали от жилья. Одна такая бомба долгое время тупо торчала, чуть накренясь, из земли недалеко от нашей школы. Вокруг – дома, люди, а бомба – торчит. Говорили, что она неопасная уже, пустая… А я помню ее гладкие черные бока, на которых – ни ржавинки. Пустая? Как знать… Но торчала долго.
Однажды я увидела, что некрасива, у других девчонок – талии и ноги, у меня же – ни того ни другого. А ведь в совсем маленьком детстве мечтала быть балериной, даже снилась себе белоснежной, летучей. Вертелась перед зеркалом: толстая! Пожаловалась матери:
– Почему я такая?
Матушка засмеялась:
– Рано тебе красоваться! Знаешь ведь про гадкого утенка?
Сказку Андерсена я читала, но до сей поры себя с ней не соотносила.
– Но это же сказка, мама!
– Ну, спортом займись, скорее вырастешь.
В спортивную секцию попроситься было боязно, к тому же я не знала, в какую именно. Придумала ходить в спортзал в одиночку: он никогда не закрывался, и находилось время между школьными занятиями и вечерними тренировками, когда здесь никого не было.
Помню, что полы в зале всегда были дочиста вымыты после школьного дня, и эта свежесть зеленого цвета (почему-то красили полы зеленой краской) давала мне ощущение праздника. Я качалась на кольцах, сторожко ступала-ползала по бревну, подтягивалась на брусьях. Но больше всего мне нравилось танцевать, изобретая всякие прыжки и повороты.
Во время такого самодельного танца меня увидел учитель физкультуры Юрий Яковлевич Шерстобитов:
– Ты что здесь делаешь одна?
– Только маме не говорите! Она думает, я в секцию хожу…
– А почему же не ходишь?
Я молчала. Учитель догадался:
– Стесняешься? Ну, ладно, погоди, пойду переоденусь.
Его кабинет с фанерными стенами находился рядом, и вскоре учитель появился в необыкновенно красивом спортивном костюме: синем, с яркими белыми полосками. Ведь Юрий Яковлевич когда-то был чемпионом России по гимнастике, костюм оттуда, из чемпионской замечательной жизни.
– Ну, давай побегаем! – и Юрий Яковлевич легко побежал по кругу, я за ним в своих широких сатиновых шароварах и резиновых тапочках.
Так началась моя гимнастика. У меня появилась форма: трико, чешки, узкие маечки и трусики, но главное – на занятиях все получалось! И вскоре Юрий Яковлевич отвел меня в гимнастическую школу к тренеру Владимиру Ивановичу Скале. О, эти изматывающие, эти любимые тренировки! Ничем другим я уже не могла жить, только гимнастикой.
Разве забудется день, когда я ступила на огромный ковер гимнастического зала в институте физкультуры? Заиграла музыка, и я побежала, полетела, закружилась в вольных упражнениях! Это были первые в моей жизни спортивные соревнования. Потом они повторялись еще и еще, и вскоре я была второразрядницей, стала готовиться к сдаче перворазрядных нормативов, даже была чемпионкой области, но с гимнастикой все же пришлось расстаться, и вот почему.
Во-первых, со всего маху упала на бревно, было так больно и так зашлось дыхание, что показалось – умираю. Появился страх, тренировки становились мучительными. Во-вторых, из-за неуемной приверженности к чтению у меня развилась близорукость, «подарившая» очки. «Очи ясные», – хихикала подружка Нина. Я же была в отчаянии: очкариков презирали, да и красивой теперь точно не быть…
Однажды Юрий Яковлевич позвал к себе в кабинет и показал записку от Скалы, в которой кроме всего прочего была фраза: «Обрати внимание на Таню Бойко, эта может быть хорошей гимнасткой, верни ее в школу».
– Не вернешься? – спросил учитель.
– Но я не могу, Юрий Яковлевич! Правда не могу. И мама не разрешает.
– Ну, раз мама не разрешает… А жаль.
Мне очень понравилось, как он это сказал, – словно похвалил.
Лучшие ученики переписывались с иностранными школьниками. Директор сам назначал, кто будет «дружить» с Венгрией, с Чехословакией, с Румынией. Мне такое счастье не светило, я ведь не была круглой отличницей, как когда-то в 56-й школе. А переписываться очень хотелось! Немногие счастливчики хвалились почтовыми марками, значками, открытками и прочими яркими сувенирами из заграницы, простые же смертные томились завистью. Я в то время начала собирать марки, заграничные адреса были просто необходимы! Но где их взять? Да не зря же говорится: голь на выдумки хитра.
Сочинила письма в Пекин, Будапешт, Бухарест, Прагу и Софию и послала их по придуманным адресам, например: «КНР, Пекин, школа № 14». Марок налепила побольше: все же заграница! Наверное, поэтому три письма – в Пекин, Прагу и Будапешт – дошли, и, на удивление, скоро, я получила ответные послания. Не в пример нашим иностранные конверты были изнутри на разноцветных бумажных подкладках, а сами письма – на прекрасной блестящей бумаге.
Ни имен, ни адресов, ни писем – ничего этого не сохранилось с тех детских лет, но какое-то время в доме еще находились разные безделушки вроде брелоков и переводных картинок, потом и они пропали. Зато у меня появилось несколько альбомов заграничных почтовых марок, которые перекочевали потом в Волжский к моим племянникам Игорю и Олегу.